Узелок на память (Фельетоны)

— Я богородица, ты богородица, он богородица, мы богородицы, вы богородицы, они, оне богородицы.

— Дельно. Проспрягай «дубина».

— Я дубина…

— Именно.

…Так потешались над бурсаками учителя-казуисты Батька, Долбежин, Краснов. Они требовали от учащихся дословного заучивания самых нелепых изречений. Зубрежка, или, как выражались бурсаки, долбня, была незыблемой основой бурсацкой «педагогики».

До того трудно и тошно было зубренье, вспоминал в своих «Очерках бурсы» Николай Герасимович Помяловский, что из ста с лишним учеников знало урок, случалось, только четверо.

Бурса давно отжила свой век…

Однако тень ее до сей поры витает над кафедрой землеустройства Кольцовского сельскохозяйственного института.

Заглянем вон в тот кабинет, второй от вестибюля. Там Павел Нилович Уткин, ассистент кафедры, проводит собеседование со студентами четвертого курса.

— Фалалеев, — обращается он к студенту, — как называется процесс, когда общественный огород переходит в индивидуальное пользование?

Студент не бурсак. Прежде чем ответить, он думает, формирует свою мысль.

— Такой процесс, — говорит Фалалеев с достоинством, — называется расхищением колхозных угодий.

Ответ исчерпывающий. Но Павел Нилович не удовлетворен. Он насупливает брови и замечает:

— Отсебятиной занимаетесь, Фалалеев! Кто даст определение по Ивану Степановичу?

В комнате наступает тягостное молчание. Наконец у окна встает белокурый юноша по фамилии Сизов. Глаза у него озорные, лицо светится улыбкой. Он нарочито громко и отчетливо произносит каждое слово:

— Переход общественного огорода к индивидуальным лицам Иван Степанович называет транс-фор-ма-ци-ей.

— Правильно, Сизов! — подбадривает его Павел Нилович. — Однако не совсем точно. Какой трансформацией?

— Настоящей трансформацией, — уточняет студент и оборачивается к окну, дабы скрыть улыбку.

— Вот именно! А кстати, Сизов, приведите мне пример ненастоящей трансформации.

Сизов морщит лоб, будто припоминая что-то, затем с расстановкой отчеканивает:

— К ненастоящей трансформации Иван Степанович относит: а) подъем целины, б) раскорчевку леса, в) улучшение луга.

— Молодец, Сизов! — одобряет Павел Нилович. — Отлично знаете предмет. А вам, Фалалеев, ставлю двойку.

Сделав соответствующие пометки в журнале, ассистент снова обращается к студентам:

— Петров, представьте себе, что вы колхозник. У вас случился острый приступ аппендицита. Бригадир запрягает лошадь, сажает вас на телегу и отправляет в больницу. Как назовете вы это явление?

Студент, не поняв подвоха со стороны преподавателя, отвечает:

— Это явление характеризует чуткое, внимательное отношение к человеку.

Павел Нилович отрицательно вертит головой. Затем подходит к студенту и, глядя на него в упор, назидательно поправляет:

— С обывательской точки зрения вы, Петров, возможно, и правы. Но наука требует отточенных формулировок. Что на сей счет говорит Иван Степанович?

Петров молчит. Безмолвствует и вся группа. На выручку приходит сам Павел Нилович:

— Напоминаю, что поездка колхозника в больницу или на ярмарку, по определению Ивана Степановича, есть не что иное, как транспорт в процессе воспроизводства рабочей силы. Ясно?

— Ясно! — крикнул за всех Сизов, сверкнув озорными глазами…

Долбежины, как грибы-поганки, растут не одиночками, а семьями.

В соседней комнате доцент М. К. Данилевский читал лекцию о колхозном землеустройстве.

— Точность в научных выражениях — прежде всего! — ратовал Михаил Кириллович. — А то ведь, бывает, обратишься к студенту с вопросом: «Сиволапенко, какие водные угодья вы знаете в колхозах?» А он тебе отвечает: «Ставок, криницю, ну, ще ричку». Значит: пруд, колодец и речку. Разве это ответ?! Так может ответить любой колхозник. А вы же будущие землеустроители, интеллигенция, так сказать. Иван Степанович на сей счет дал новую, научно обоснованную классификацию водных угодий. Прошу записывать формулировки. Итак, пруд, из которого черпают воду на полив капусты, называется угодьем овощеводства. Пруд, из которого берут воду на опрыскивание черешни, называется угодьем садоводства. Если же из пруда поят скотину, то такой пруд называется угодьем животноводства.

— А ежели в пруду купаются хлопцы?..

— Тогда этот пруд, по Ивану Степановичу, надо отнести к угодьям воспроизводства рабочей силы, — пояснил лектор.

— Уж больно мудрено! — загудела аудитория.

Но лектор, не обращая внимания на гул, продолжал развивать свои научные положения:

— На днях мне пришлось экзаменовать группу студентов пятого курса. Спрашиваю одного — Ивана Заикина: «Что такое полевой стан?». А он смеется и говорит: «Вы, Михаил Кириллович, принимаете меня за ребенка. Я шесть лет трактористом был, дневал и ночевал в полевом стане». «Вот и определите, — повторяю я, — что такое полевой стан?». А он: «Это — место в степи, где располагается тракторная бригада». Видите, какое примитивное мышление у этого «тракториста»!

— А что Иван Степанович говорит по этому поводу?

Лектор принял вопрос за чистую монету и продолжал: