Узелок Святогора

Алена не обратила внимания на то, что сестра Антоля, мимо которой она торопливо пробежала, отвела взор, чтобы не встретиться с ней глазами. Так же, словно не видя ее, отвернулась проходившая послушница, тонкое лицо ее виновато зарозовело, брови страдальчески сдвинулись. Она отошла в сторону и только потом обернулась, проводила Алену долгим взглядом и торопливо перекрестилась, подняв глаза.

В каморке было пусто, лишь на одинокой постели, на сером вытертом одеяле, темнела небольшая вмятина, да на распятии, что висело над кроватью, наброшена белая тряпица. В нее приходилось всегда заворачивать Василька. Другой не было у нее, и во что же был завернут теперь Василек? Она быстро вышла во двор, поискала глазами вокруг. Но двор был пустынен, лишь из-за ограды доносился шум людской толпы, радостные возгласы. Там что-то происходило, но Алена ничего не видела и не слышала. Она заспешила к сторожке.

— Где Василек?

Задохнувшись, она смотрела, как сестра Антоля медленно, с испугом отступала от нее вглубь, как, прикоснувшись к стене, она как-то странно вжалась в нее, вся застыв в напряженном ожидании.

— Василек! — дико закричала Алена. Она ворвалась в сторожку и, не думая, не соображая уже более ничего, вцепилась в белый накрахмаленный нагрудник привратницы.

— Н-не знаю, — еле вымолвила та, совсем побелев от страха, мышиные глазки ее бегали, она не смотрела в лицо Алене. Но, встряхнутая еще раз, быстро заговорила:

— Не виновата я… Я говорила… А опа… она заставила. Сказала: семя большевистское не должно жить. Господь нас оставил, потому что мы не воевали, а мирились… — бессвязно бормотала привратница.

— Где он? — Алена сжимала все сильнее нагрудник, и бегающие глазки сестры Антоли совсем вылезли из орбит.

— Унесли… — прохрипела она. — Унесли. А она… она уехала. И пан настоятель, и из соседнего прихода…

Кто-то вывел ее за калитку, усадил на скамью. Рядом вскоре лег узелок с ее пожитками — белая батистовая пеленка торчала оттуда смятым углом. Алена зачем-то вынула ее, положила на колени, стала разглаживать. Сзади, за выступом монастыря, лежала площадь, оттуда доносились крики, выстрелы и какой-то гул.

В конце улицы появились несколько солдат со звездочками на фуражках.

Она молчала. Красноармеец вскинул на плечо винтовку.

— Ты что, тоже монашка?

Она медленно покачала головой.

— А чего тут сидишь?

— Сына моего здесь убили.

— Сына? — недоуменно переспросил красноармеец. Зеленоватые глаза его быстро оглядели Алену.

— Молодая ты вроде.

Она сжала губы, посмотрела прямо ему в глаза. Он потупился, подумал.

— А идем с нами, коли никого у тебя тут нету. А с ними, — он кивнул в сторону монастыря, — еще разберемся. Своих позову, если что! Ну?

Сестра Антоля испуганно посматривала из двери привратницкой. Во дворе было так пустынно, словно здесь никогда не ступала человеческая нога.

Алена встала.

— А ты научишь? — спросила она так же глухо.

— Чему? — Он проследил за ее взглядом и удивился: — С винтовкай обращаться, что ли?

Она кивнула головой.

— Ну и придумала! А мы, мужики, на что? — Он засмеялся, потом оглянулся назад, посуровел. — Спешить надо. А ты лучше вот что… Повара убило у нас. Я поговорю с командиром. Самое твое женское дело. А то — стрелять! Да не бойся. У нас не обидят!

…В мае следующего года к небольшому сельскому костелу с узорными витражами, тонкими готическими башнями, сложенными из серого камня с розоватыми прожилками, подъехала телега. Два человека сидели в ней — районный уполномоченный НКВД и женщина в темной суконной юбке и серой вязаной кофте. В молодом ее лице не было ни кровинки, большие зеленоватые глаза блестели как у рыси. Она спрыгнула с телеги, легким упругим движением бросила поводья своему спутнику.

— Посидите здесь.

— Смотри, Алена! Лучше пойдем вдвоем. Сама знаешь… — начал было уполномоченный, молодой угрюмый парень с густыми, сведенными в одну линию бровями, в темном пиджаке и застегнутой до самого горла рубашке.

— А вы не беспокойтесь, Борис Павлович. Я же заговоренная! — Недобро усмехнувшись, Алена пошла к костелу по мягкой молодой траве; в волосах ее белели седые пряди, вишневые губы были плотно сжаты, глаза смотрели пристально и недобро. Толкнув дверь, осторожно прошла в полутьму костела, на мгновение прищурилась, но тут же зоркие глаза ее обежали колонны, увитые лепными завитушками, притворы и остановились возле дальней колонны, где, склонившись перед статуей Иисуса, высокая, статная женщина в черном собирала свечные огарки. Только что окончилась служба, в узком пространстве, уходящем ввысь, под купол, было душно, пахло ладаном и потом, а еще чем-то застаревшим, устоявшимся, как бывает в помещениях, где редко гуляет свежий воздух. Услышав шаги, уверенные, четкие, женщина подняла голову, потом резко выпрямилась, держа в руках тоненькие полуобгоревшие свечи. Алена подходила, и во взгляде ее было то, от чего высокая женщина попятилась назад.

— Видишь, нашла тебя, — тихо проговорила Алена. — А ты думала, что нет на тебя суда?