Уж замуж невтерпеж (СИ)

— Ну, это еще как посмотреть, — хмыкнула наатцхешта. — Я знаю, ты хотела бы знать, где теперь твой супруг, но… Давно замечено, все зависит только от тебя: какой путь выбрать, кого с собой в дорогу взять, как поступить — решаешь ты и только ты. Видно, тебе самой придется искать его. Да, я могу подсказать, но толку? Именно, что толку нет: пока сама не узнаешь, ничего не получается. И это не мои выдумки. Сама посуди: тебе все время будто кто подсказывает, но решение принять ты должна. А иначе не на верный путь вступаешь.

И опять права наатцхешта — могла же я сразу догадаться, что рыцарь, за которым следую, не Фларимон: характер не тот, да и конь у него черный. Да-да, черный, а Лойрит вообще-то гнедой масти. Вот и получается, что я не туда ехала. Где же с Фларимоном мы разминулись? Хоть назад возвращайся в Давро и заново начинай путь!

— А может… мне домой вернуться? — сказала и сама удивилась своим словам.

— Может и вернуться, — пожимает плечами наатцхешта, задумчиво вглядываясь в ночное небо.

Вот это да… Ночь откровений? Или непредвиденных решений?

— Пойми: судьба — то, что ты делаешь, то, как ты поступаешь. Решишь ехать домой — езжай, захочешь отправиться дальше — смелей. Все будет так, как ты хочешь.

— А разве наши судьбы не предопределены, не даны нам с рождения? Чем еще тогда объяснить все происходящее?

— Ну… происходящее… И бредом Неспящих, [8]и проклятьем старой карги, и прихотью забытых богов, по-всякому можно. Но ведь все это будут только слова. Судьба — это нить, а вот какой узор ты ею вышьешь, зависит от тебя. Нить судьбы или жизнь — называй, как хочешь — в твоих руках, а не каких-то таинственных сил.

— Если слишком мудреный узор вышивать, никакой нити не хватит. Значит и жизнь короткой окажется.

— И такое может быть. Но скажи, что ты сделаешь, если узор закончен, а нить осталась?

— Отрежу, — отвечаю, не думая, но понимая, что не о вышивании говорим.

— Именно. Так и жизнь обрывается: если дела все свершены, дорога пройдена до последнего поворота, зачем же тогда жить?..

Сколько времени прошло с начала разговора не знаю, да и не хочется. Наверное, слишком хорошо сидим на высохшем стволе поваленного дерева, укрывшись одним плащом и глядя на звезды. Мы и спорили, и молчали, но все время понимали друг друга. Странное дело, она же — наатцхешта, та, что знает все в этом мире, ведь сам мир рассказывает ей все. И я, которая не знает почти ничего. А то, что знает, умудряется забывать.

— Все знать невозможно: обязательно найдется кто-то, с кем ты незнаком, или дом, в котором ты еще не был, — словно в ответ на мои мысли тихо произнесла наатцхешта. — Даже мир не знает, что ждет его завтра. Люди, эльфы, гномы, кхири, да мало ли кто — каждый поступает по-своему, и знать желания и мысли каждого невозможно. Даже мир не все знает. Да и неинтересно это: как жить, если заранее знаешь, где найдешь счастье, а где упадешь? Зачем тогда вообще пускаться в путь?

— Мой путь далек и беспределен,
Мой сон недолог и тревожен,
Но я готов опять пуститься в путь,
Не беспокоясь о пути ничуть!
Когда тоска накроет как волна,
Когда слезами, горестью душа полна,
Я в путь отправлюсь неизвестный,
Пусть даже в край небесный
Или в подземные хоромы,
Не прихватив и пук соломы,
Чтобы смягчить паденья миг…
Все неизвестное — лишь счастья лик…

Вот уж не думала, что эта старая баллада запомнилась мне.

— Хм, очень верно. Ты даже не представляешь, насколько верно, — выдохнула наатцхешта.

И почему мне кажется, ей столько лет, сколько всем моим спутникам вместе взятым? Ну, за исключением Эфиана, быть может.

— Эх, засиделись мы что-то. Пора бы и честь знать. Тем более обеим нам дорога дальняя предстоит, — внезапно поднялась наатцхешта, встряхиваясь, точно кошка.

— Может, погреешься у костра? Отдохнешь? Сама ведь сказала, что дальняя дорога ожидает.

— Было бы неплохо, да только там у тебя эльф обретается. Тоже мне — острый эльфийский слух, да рядом пушки палить будут, а они и не проснутся, — сердито буркнула наатцхешта, кутаясь в плащ, будто только сейчас почувствовав холод.

— А ты… неравнодушна к эльфам, — вывод напрашивался сам собой.

— Я? Ну, скажешь еще. Да я… — стала возмущаться наатцхешта, но потом резко оборвала себя. — Стоп. Как ты сказала? Неравнодушна? Мда, так и есть, ты всего лишь констатировала факт, а уж каждый додумывает в меру своей распущенности.

Если кто что и понял, то точно не я. Нет, общий смысл уловила, но некоторые слова мне совсем незнакомы.

— Спросить можно? — робко вопрошаю, не ожидая, впрочем, ответа.

— Давай, — а голос у наатцхешты уже спокойный, ровный.

— Почему такие чувства к эльфам? — спросила и аж голову втянула от страха: и кто меня за язык тянет такое спрашивать?