Ужас без конца

Оглядываться Лидочка не стала, но почувствовала, как волосы зашевелились на затылке.

— О чем вы говорите… — Начала она и шагнула к старухе, но та попятилась от нее к воротам.

— Стой! Не нужны мне твои мертвецы! Чего ты их в мой дом тащишь!

Она юркнула за ворота, а Лидочка так и осталась стоять.

Через минуту женщина снова вышла на улицу, уже без ведра.

— Садись вон там, — она указала на скамейку возле ворот. — Рассказывай.

— Что рассказывать? — растерялась Лидочка.

— Я тебя возле кладбища вечером видела. Что ты там натворила?

— Не меня, а нас, — поправила Лидочка. — Мы с Лерой ходили. Одна я бы не…

Она говорила и видела, что лицо старухи вытягивается.

— Что с вами? Вам нехорошо?

— Это тебе нехорошо, дуреха, — проговорила женщина. — Одна ты была. Не было рядом никого. Душа неупокоенная тебя морочила. Лера, говоришь?

— Высокая, волосы черные. Дерзкая такая.

— Хозяйки твоей сестра младшая. Лет двадцать как померла. Или больше. Пианистка была…

При этих словах старухи Лидочка вздрогнула.

— Все думали: великая музыкантша растет! Местные конкурсы выигрывала. Парни ухаживали, но она всех побоку: не по Сеньке шапка, кто вы, а кто я. Поехала в Москву поступать. И не прошла. Сказали знающие люди: тут от таких в глазах рябит, ничего в ней особенного! Она вернулась домой как побитая собачонка. А потом под поезд бросилась.

— Зачем же она ко мне… я-то тут… — залепетала Лидочка.

— У покойников, тем более таких, как она, своей силы нету. Вот они у живых соки и тянут. Заманила тебя на погост и кормится теперь, и другие тоже. — Старуха поглядела Лере за плечо. — Я кое-что вижу, чего другие не видят. Выкладывай давай, что на кладбище делала, — снова велела она.

Лидочка рассказала — и про землянику, и про цветы, и про хворь, и про жуткую прошлую ночь.

— Глупая ты. Совсем у вас, нынешних, ума нет. Ничего с кладбища брать нельзя, и есть ничего, что на кладбищенской земле растет, тоже. Мертвая энергия, тяжелый могильный дух.

«А ведь я чувствовала! Не хотела», — горестно подумала Лидочка.

— Дальше только хуже будет, — неумолимо продолжала старуха. — Есть-пить не сможешь: организм больше не принимает. Являться они теперь будут каждую ночь: на последней стадии всегда так, будешь и слышать, и видеть. Уехать решила? Бесполезно. Не к дому они присосались, а к тебе. Куда ты, туда и они. Пока досуха все силы не выпьют, не отвяжутся. Заберут с собой.

Лидочка заплакала от страха, безысходности и боли: голову сдавливало так, что она готова была лопнуть.

— Не реви. Не все потеряно, вовремя я тебя заметила. Пойди сейчас и купи цветы — неважно какие, но не скупись, денег не жалей, побольше возьми. Купи еще ягод, яблок, сладостей разных…

Она подробно объяснила Лидочке, что нужно делать. Накупив цветов, ягод, яблок, конфет и печенья, девушка пришла на кладбище и стала раскладывать свои дары на могилах, рассыпать цветы на аллеях, прося при этом прощения за то, что взяла не свое, принадлежащее кладбищенским обитателям.

Когда сумки опустели, Лидочка, по наущению старухи, сразу повернулась и пошла к выходу с погоста.

— Не оглядывайся! Что бы ни услыхала, не смотри назад. Если обернешься, считай, все насмарку, опять покойников за собой потянешь.

Далее следовало пойти в церковь, что сиротливо притулилась на окраине городка.

— Ты, поди, не крещеная? — вздохнула старуха.

— Я комсомолка, атеистка и в бога не верю, — заученно проговорила Лидочка.

— Ну, Маркс с Энгельсом и Лениным тебе вряд ли помогут. И потом, в загробный мир ты не веришь, а себе самой, глазам своим?

Что тут возразишь? В рамки материалистического сознания происходившее с Лидочкой не укладывалось.

В храм пошли вместе. В душной и маленькой, наполненной сладковатым ароматом церкви Лидочка чувствовала себя неуютно, вертела головой, вглядываясь в печальные лики на иконах. Старуха о чем-то пошепталась со священником, и батюшка согласился окрестить Лидочку. А после церемонии она купила на оставшиеся деньги свечей и расставила перед иконами.

Когда вышли из церкви, уже вечерело. Давящая головная боль, которая мучила Лидочку все эти дни, отступила, проснулся аппетит, и Лидочка решила, что это хороший знак.

— Кажется, сработало, — осторожно проговорила она.

— Должно, — пожала плечами старуха, которую, как выяснилось в процессе общения, звали Антониной Петровной. — Крест не снимай. Молитвы, что батюшка дал, читай, когда он велел. И то, последнее, сделай! Авось отвяжутся.

— Уехать мне можно? Не хочу оставаться в Кузякино.

Уехать старуха разрешила, и в тот же день Лидочка, закончив все дела в архиве, села в автобус, который повез ее домой.

Плюсом во всей этой истории было то, что мысли о Косте перестали занимать ее, и Лидочка равнодушно думала, как глупо было столько времени потратить на этого, в сущности, ничем не примечательного парня, который к тому же оказался изменником. Хорошо, что это сейчас выяснилось, думалось Лидочке, а то ведь поженились бы.

Оставалось выполнить последнее действо из списка Антонины Петровны. Самое простое и… вместе с тем самое сложное. Пока ехала в автобусе, Лидочка размышляла, как поступить.