Когда я беседовал с рабби Кахане в Иерусалиме за год до его смерти в 1990‐м, это было сразу же после собрания в актовом зале отеля «Шератон», возвестившего о скором образовании нового государства Иудея. В то время израильское руководство пыталось прикинуть решение палестинской проблемы по принципу «мир в обмен на землю». Палестинцам должен был отойти солидный кусок Западного берега, который потом мог бы стать страной Палестиной. Меир Кахане рассчитывал, что, если Израиль уступит хоть пядь земли, он немедленно провозгласит над ней суверенитет от имени этого нового политического образования, то есть Иудеи. На собрание, где я был в компании профессора Эхуда Шпринцака из Еврейского университета в Иерусалиме и нескольких его студентов, Кахане принес новенький флаг – звезду Давида на бело-голубом фоне – и повесил его на стену посреди роскошного убранства актового зала. Из нескольких сотен присутствовавших бóльшая часть были поселенцами с Западного берега, связанными с «Гуш Эмуним». Не все из них признавали лидерство Кахане, и было ясно, что создание нового государства – угроза больше символическая, чем политическая. Однако же предложение встретило некий эмоциональный отклик и позволило участникам мероприятия как-то излить свои опасения, что израильское правительство отдает их дома непонятно кому. Кроме того, эта месть позволила им выразить ощущение, что еврейское присутствие на Западном берегу важно как исторически, так и духовно.
После собрания я проследовал за рабби Кахане через лобби. В итоге мы нашли относительно тихое место и начали разговор, который иногда прерывали некстати заглянувшие доброжелатели. Среди них был какой-то американский мальчик, который застенчиво подошел к рабби и сказал, что приехал из Нью-Йорка, бесконечно им восхищается и хочет примкнуть к его движению, когда вырастет. Кахане, говоривший по-английски с отчетливейшим бруклинским акцентом, немного поболтал с ним об американском бейсболе и затем вернулся к моим вопросам о месте религии в израильском национализме.
Свой акцент Кахане заполучил честно. Будучи коренным ньюйоркцем с длинным послужным списком политического активизма, в 1960‐е Кахане основал «Лигу защиты евреев» (Jewish Defense League, JDL) – движение, поставившее себе целью борьбу с антисемитизмом[102]
. Некоторое время он работал на ФБР в качестве осведомителя, вступая в радикальные группировки и сливая о них информацию. В 1971 году он приехал в Израиль, где увлекся мессианской еврейской политикой и в 1974‐м основал партию «Ках». Относительно оппонентов иудаизма Кахане занял жесткую позицию, хорошо зарекомендовавшую себя в либеральной политической атмосфере США, где евреи были меньшинством. СМИ принимали его «Лигу» за еврейскую версию «Черных пантер», которая защищает права угнетенных. Однако в Израиле, где евреи у власти, его воинственность походила порой на фанатичный расизм, так что некоторые даже называли ее «еврейским нацизмом». Когда его высказывания об арабах сравнивали со словами Гитлера о евреях, то находили удивительное дословное сходство[103]. В том же ключе биография рабби была сардонически названа «Хайль Кахане»[104]. Кахане стал депутатом Кнессета, но стоило ему отслужить один срок, как его партию запретили за «расистские» и «недемократические» взгляды[105].Краеугольный камень мышления Кахане – то, что Эхуд Шпринцак окрестил «катастрофическим мессианизмом»[106]
. Пришествие Мессии в рамках этой идеи связывается с великим конфликтом, в котором евреи одержат верх и тем самым прославят Бога – именно так Кахане понимал выражение