Видеть элегантного маленького ученого среди детей было для меня откровением. Всегда с любезной речью с привкусом иронии, с пронзительным остроумием, тонким, как бритва, и царапающим, как шипы, де Гранден, казалось, должен был быть последним, собирающим информацию у детей, и без того робких в присутствии врача. Но его улыбка становилась все ярче и ярче, его юмор становился все лучше, когда дети друг за другом входили в кабинет, отвечали на несколько, казалось бы, простых вопросов и выходили из комнаты. Наконец, вошла маленькая девочка в возрасте четырех-пяти лет, перебирая в смущении пухлыми пальчиками подол синего платьица.
– Ах, – пробормотал де Гранден, – вот от кого мы получим что-то ценное, друг мой, или я совсем уж не догадлив.
Его «капустная головка» ответила ему улыбкой, но немного недоверчивой.
– Доктор Гранден не навредит Бетси? – спросила она, наполовину с уверенностью, наполовину со страхом.
–
Из кармана халата он достал коробочку конфет и засунул их в ее пухлую руку.
– Кушай, моя луковка!
С охотой девочка начала жевать сладости, глядя на своего нового друга широкими, удивленными глазами.
– Они сказали, что ты сделаешь мне больно, что ты отрежешь мой язычок ножиком, если я поговорю с тобой, – сообщила она, затем сделала паузу, чтобы положить в рот еще одну шоколадку.
–
Он замолчал, повернулся и пересек кабинет в три длинных кошачьих прыжка. У входа он остановился, затем схватил ручку и резко открыл дверь.
На пороге, явно удивленный, стоял мистер Джервэйз.
– Ах, мсье, – в голосе де Грандена слышались грубые нотки, когда он смотрел прямо в глаза суперинтенданту, – вы, должно быть, ищете что-то? Да?
– М-м… да, – мягко кашлянул Джервэйз, опустив глаза под пылающим взглядом француза. – Э-э-э… видите ли, сегодня утром я оставил свой карандаш здесь, и я подумал, что вы не будете против, если я приду за ним. Я просто собирался постучать, когда…
– Когда я избавил вас от этого труда,
Он сунул инструменты в руки удивленного суперинтенданта, затем повернулся ко мне. Блеск его голубых глазок и яркий цвет обычно бледных щек показывали его едва сдерживаемую ярость.
– Троубридж,
После этого я оставался на страже перед кабинетом, а дети друг за другом заходили, недолго разговаривали с де Гранденом и выходили.
– Ну как, обнаружили что-нибудь? – спросил я, когда экзамен, наконец, закончился.
Де Гранден задумчиво пригладил свои усики.
– Гм. И да, и нет. С детьми нежного возраста, как вы знаете, демаркационная линия между воспоминанием и воображением не слишком четко нарисована. Старшие не могли мне ничего сказать; младшие рассказывают историю о «белой даме», – и если она ночью посещала приют, кто-то исчезал. Но что это значит? Кто-то из прислуги делал ночной обход? Может быть, занавеска на окне колыхалась от ночного ветерка? Возможно, основанием служило детское воображение, подхваченное и преувеличенное другими малышами. Я боюсь, что пока мы мало что можем сделать. Между тем, – оживился он, – думаю, что слышу звук гонга на обед.
Обед прошел в молчании. Суперинтендант Джервэйз казался смущенным под саркастическим взглядом де Грандена; остальная прислуга, делившая с нами стол, восприняла сигнал от своего начальника, и разговор едва клеился – до того, как было подано второе. Тем не менее, де Гранден, казалось, наслаждался всем, что было перед ним, и предпринимал напряженные усилия, чтобы развлечь миссис Мартину, сидевшую напротив справа от него.
– Но, мадам, – настаивал он, когда дама отказалась от блюда с превосходно обжаренной говядиной, – конечно же, вы не должны отказываться от этого прекрасного жаркого! Помните, что это лучшая пища для человечества, поскольку она не только содержит нужные нам калории, но и большое количество железа. Позвольте, я помогу положить вам то, что одновременно является пищей и укрепляющим!
– Нет, спасибо, – ответила смотрительница, глядя на сочное жаркое с некоторым недоумением. – Я вегетарианка.