– Что делать,
– Сходить к священнику? – отозвался тот. – Да. Он дал нам своего рода маленький амулет – он называется иконкой. Смотрите, вот она. – Порывшись в складках платья жены, он достал изображение героя, сражавшегося с драконом, на красном шелковом шнурочке. – Предполагается, что это – Святой Георгий, – объяснил он. – И отец Димитрий уверил нас, что никакое зло не коснется ее, пока она его носит. Боже небесный, если ты есть! – глядите, как это сработало! – он истерично расхохотался и указал на ожерелье с единственным камнем, который, казалось, сардонически подмигивал нам в такт дыханию Пелигии.
–
Беннетт отнес свою безжизненную жену наверх по лестнице, а маленький француз уселся у хирургического стола, поставил локти на его полированную поверхность, обхватил обеими руками подбородок, придав ему образ чаши, и уставился перед собой неподвижным взором. Наконец раздалось: «
– Не знаю, как это сработает, – бормотал он, быстро поднимаясь и снимая картину с крюка, – но,
– Всё хорошо? – спросил я бодро, насколько мог, войдя в комнату, где Пелигия тихо лежала, словно в трансе.
– Я… я не знаю, – колебался Беннетт. – Я уложил ее спать, как вы сказали, но, даже не начав молиться, сам заснул. И пробудился буквально минуту назад. Я не думаю, что она… О… о-о-о! – его восклицание обернулось криком преступника под пытками. Голова его жены, покоящаяся на подушке, была бледнее белоснежного белья, и была отмечена смертью. Как часто я видел такие лица у пациентов за час-другой до смерти. Если я не очень ошибался, Пелигия Беннетт никогда не увидит утреннего солнца.
– Ха, кажется, я прибыл не слишком быстро, – донесся скрипучий голос де Грандена из-за двери.
– Друзья мои, – объявил он, пристально вглядываясь в каждого из нас своими глазками, расширенными от волнения, – этой ночью я буду сражаться с противником, силу которого не знаю. И, боюсь, мое оружие может оказаться слабым. Троубридж, дорогой мой старый друг… – его тонкая сильная рука быстро сжала мое плечо, – если произойдет так, что я не возвращусь, пусть напишут на моей могиле: «Он умер, служа своим друзьям».
– Но, друг мой дорогой, вы же не оставите нас… – начал было я, но был заглушен его криком: «Жрец Каку, слуга ложных богов, гонитель женщин, я обвиняю тебя! Явись из тьмы! Я, Жюль де Гранден, бросаю вызов тебе!»
Я мотнул головой и в изумлении протер глаза. Был ли это водоворот воющей январской метели сквозь приоткрытое окно, или трепетанье белой занавески в дальнем углу комнаты? Я вглядывался, и изумление уступило скептицизму, который сменился ужасом. В воздухе перед окном, как на темном экране кинематографа, спроецировался
Пелигия вдруг вздохнула, ресницы ее затрепетали, глаза сфокусировались на стоящей перед ней фигуре. Ее тонкие руки с синими прожилками медленно поднялись из-под одеяла к парящему в конце комнаты фантому, тихо и принужденно, словно в гипнотическом трансе, она поднялась с кровати и двинулась вперед, не отрываясь от горящих на мертвенно-бледном лице глаз – без сомнения,
– Назад! – крикнул де Гранден, отправляя ее обратно в кровать. Он обернулся к жрецу в зеленой египетской одежде с жесткой улыбкой и бросил ему вызов. – Мсье из ада! Много долгих лет тому назад ты решил положить свое заклятие и чары Себека, своего нечистого бога на эту женщину. Пока не появился ее защитник, способный в тяжелом бою сразиться с тобой. Готов ли ты сразиться? Или ты грязный трус, как я считаю?