Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

– Гм? – пробормотал француз. – Именно так, совершенно точно, мадемуазель, и поэтому мы постараемся не отказаться от вас. Nom d’un parapluie, разве мы убийцы? Мы не оставим вас наедине с вашей бедой. Скажите нам, где вы живете, и мы отвезем вас туда.

Она стояла перед нами с дрожащими ноздрями, вздымавшейся грудью, вспыхнувшими от гнева глазами. Уничижительная брань, казалось, была готова вырваться из ее губ. У нее было довольно красивое, породистое лицо; неестественно большие, темные глаза, кажущиеся еще большими из-за глубоких фиолетовых кругов под ними; смертельно-бледная кожа резко контрастировала с маленькими завитками темных волос, выбивающихся на щеки из-под полы широкой шляпы из итальянской соломки.

– Мадемуазель, – объявил де Гранден с поклоном, – вы прекрасны. У вас нет причин умирать. Поедемте с нами. Мы с доктором Троубриджем будем имеем честь сопровождать вас домой.

– Я миссис Кэндис, – просто ответила она, словно имя все объясняло.

– Мадам, – заверил ее де Гранден, формально поклонившись от пояса, как бы признавая знакомство, – это большая честь для нас. Я – Жюль де Гранден, а это – доктор Сэмюэл Троубридж. Окажите честь узнать…

– Но… но, – перебила девушка, не совсем веря, – вы имеете в виду, что не знаете, кто я?

– До недавнего времени нам было отказано в счастье быть знакомыми с вами, мадам, – ответил француз, снова поклонившись. – Теперь вы готовы сопровождать нас? – добавил он, поглядывая на машину.

Что-то вроде благодарности сверкнуло в глазах молодой женщины, когда она ответила:

– Я живу в Колледж-Гроув-парк. Вы можете отвезти меня туда, если хотите, но…

– Tiens, мадам, – прервал ее он, – но никаких «нет», пожалуйста.

Взяв ее за руку, он отвел ее к ожидавшей машине и помог сесть.

– Вы делаете это для меня, – прошептала наша пассажирка, когда я повернул на восток. – Я не думала, что есть кто-то, кто постарается не дать мне умереть.

Де Гранден бросил на нее быстрый взгляд.

– Почему? – спросил он с галльской прямотой.

– Потому что все, – все, кроме Айринга, – хотят видеть меня повешенной, а иногда и он смотрит на меня так странно. Я думаю, возможно, он тоже против меня!

– О? И почему это так? – спросил де Гранден.

– Из-за ребенка! – всхлипнула она. – Все думают, что я его убила – я, его мать! Все соседи смотрят на меня так, будто я чудовище, – отзывают своих детей, когда видят меня, не разговаривают со мной, когда я прохожу мимо. Даже Айринг, мой муж, начинает подозревать меня. Я боюсь, и поэтому хотела умереть – и сделала бы это, если бы вы меня не остановили.

Такое безнадежное горе было в ее голосе, когда она говорила, что де Гранден быстро наклонился вперед, взяв ее за руку.

– Расскажите нам вашу историю, мадам, – умолял он. – Вам станет легче, и, быть может, мы с моим другом Троубриджем постараемся помочь…

– Нет, вы не сможете, – резко сказала она. – Никто не может мне помочь на этом свете…

Это была длинная, душераздирающая история, поведанная молодой матерью, пока мы продвигались по пыльной летней дороге к милому небольшому пригороду, где она жила.

За десять дней до этого они с мужем были на вечеринке в Нью-Йорке, и около двух часов ночи вернулись в Колледж-Гроув. Айринг-младший, их десятимесячный ребенок, оставался под опекой служанки-негритянки, пока они ездили. И он, и его нянька крепко спали, когда родители тихо отперли входную дверь и на цыпочках заглянули в зал бунгало. Отпустив служанку, миссис Кэндис прокралась в маленькую сине-белую комнату, где спал ребенок, приподняла окно на несколько сантиметров, потому что прислуга неуклонно отвергала эффективность свежего воздуха, нагнувшись, поцеловала спящего ребенка, затем тихонько прошла в свою комнату через зал.

Уставшие до безумия, оба родителя скоро оказались в постели, но какое-то дурное предчувствие, казалось, открыло веки матери. Сидя в постели, внезапно она услышала слабое хныканье в детской, едва слышную возню во сне маленького мальчика. И, поторопившись, не накинув халат, без тапочек, она побежала босиком по комнате, открыла дверь детской и включила прикроватную лампу.

Ребенка не было. На маленькой белой подушке в его кроватке осталась вмятинка от его кудрявой головы; светлое одеяло хранило контуры тела, но, за исключением коричневого плюшевого медведя и черного кожаного котенка у подножия кроватки, детская была пуста.

– Я позвала мужа, – продолжала миссис Кэндис между глубокими сотрясающими сердце рыданиями, – и мы обыскали дом, а затем всё вокруг, но нашего маленького сына нигде не было. Дверь в детскую была заперта, а если бы и не была, то пальцы ребенка не могли бы отворить ее, даже если бы он сумел проползти так далеко. Окно было открыто на десять дюймов, и на нем не было москитной сетки, но ребенок не мог пролезть в него, потому что его одеяло закреплялось в изголовье и в ногах с помощью зажимов, чтобы он не сталкивал его ночью; а он не мог сам встать с постели. Но нашего ребенка нигде не было.