– Что касается этой штуки, то я и не ожидал, что вы поймете, что это, – признался он, улыбнувшись одной из своих быстрых, детских улыбок. – Что касается его важности – кто скажет? Это, мой друг, кусок кожи большой змеи. Я нашел его после двухчасового лазанья на руках и коленях рядом со следами, оставленными змеем, который вчера вечером набросился на свиней мсье Йоханнеса. В настоящее время я не готов точно сказать, что это за рептилия. Но я думаю, это либо бирманский питон, либо африканский боа. Кроме того, если судить по размерам, я должен сказать, что ужас и изумление возложили увеличительные линзы на глаза мсье Йоханнесу, когда он увидел змею. Потому что она, скорее всего, двадцати-сорока футов в длину. Но добрый Бог знает, даже если так, что встретиться с ней будет достаточно страшно.
– Ну? – снова спросил я.
– Ну? – переспросил он с издевкой. – Ну – что? Что, по-вашему, это значит?
– Насколько я вижу, это ничего не значит, кроме…
–
– Почему, – пробормотал я, поразившись этому ужасному заявлению, – почему вы думаете, что маленький мальчик Кэндисов мог быть поглощен этим чудовищем? Это объясняет его исчезновение и без подсказок. Но как насчет выкупного письма, которое мы видели вчера вечером? Змея могла съесть ребенка, хотя я всегда знал, что процесс проглатывания довольно медленный. И я не могу понять, как она могла проглотить маленького мальчика, прежде чем миссис Кэндис дошла до детской. Но даже вы должны признать, что змея вряд ли могла бы подготовить и отправить это письмо, требуя две тысячи долларов за возвращение ребенка.
– Иногда, друг мой Троубридж, – заявил он торжественно, – я думаю, что вы – дурак. В других случаях я считаю, что вы просто тупица. Как, вы не можете смириться с тем, что огромный змей выкрал малыша и отправил письмо о выкупе?
– Нет, висеть мне на суку, не могу, – признался я.
–
– Полагаю, что так, – признал я.
–
– Вы имеете в виду, что какой-то дьявол будет торговать чужим горем, издеваться над ними из-за двух тысяч долларов, зная все это время, что нарушает свои подлые обязательства и не вернет ребенка? – спросил я испуганно.
Его маленький, чувствительный рот сжался в мрачную прямую линию под аккуратными навощенными концами его маленьких усиков.
–
– Но ради Бога… – начал было я.
– Вот именно, – ответил он. – Ради Бога, и ради тех двух бедняг, чей маленький человечек был украден. И ради всех других родителей, которых может постичь подобная судьба! Мой долг настигнуть этого злодея, – и, клянусь рожками дьявола, – если окажется, что он не знает местонахождение маленького мальчика, он будет молить о смерти, прежде чем я с ним сделаю это!
– Но…
–
– Позаботьтесь об этом, друг мой, – попросил де Гранден следующим вечером, передавая мне маленький черный саквояж и забираясь в огромный автомобиль Кэндиса. – Отнеситесь к этой сумке с уважением, нежно, как к ребенку. И, что бы вы ни делали, не прикасайтесь к ее ручкам, а держите их по сторонам.
Сверившись с миниатюрными часами на запястье, он быстро кивнул Кэндису, сидевшему за рулем в лихорадочном возбуждении и нетерпении.