Женщина-полицейский записала и это, а потом повторила, что у меня нет абсолютно никаких оснований считать себя виноватой. Она пообещала, что лично передаст мое заявление следователям, и спросила, посещаю ли я психолога, как мне рекомендовали.
Две недели спустя мне позвонил офицер, ведущий расследование, и поблагодарил за сделанное заявление. Он подчеркнул, что документ не будет использован в официальном порядке, а останется частной информацией между мной и следствием. А также сообщил, что нашлась еще одна девочка четырнадцати лет, которая заявила, что Алекс приставал к ней и занимался с ней сексом еще до того, как повстречался со мной. И судя по датам, которые она назвала, их отношения продолжались и в то время, когда мы жили вместе. Девочка отказалась свидетельствовать против Алекса в суде, она была слишком травмирована, но полицейский рассказал об этом мне, чтобы я успокоилась. Не я сделала Алекса таким, какой он есть. Это был его собственный выбор.
Помню, какое непередаваемое облегчение я испытала, услышав эти слова, словно гора с плеч упала. А потом полицейский добавил вот что: то, как Алекс вел себя в постели со мной, и наша ссора на этой почве были скорее следствием его извращения, а не причиной.
Помню, после того разговора я пошла в душ и долго стояла под обжигающими струями. Мне хотелось, чтобы вода растворила меня, смыла всю грязь, которая скопилась в моей душе за последнее время.
«Ну просто дура, – корила я себя позже, лежа на кровати в гостевой спальне Лиэнн. – Какой же непроходимой дурой я была».
Глава 46
ОН – ПРЕЖДЕ
Он всегда представлял, что когда вырастет и начнет работать, то сразу перевезет бабушку в более приятное место.
Да. Он считал, что когда он будет заботиться о ней, а не наоборот, то снимет ей квартиру где-нибудь подальше от этих краев, где ничто не будет напоминать ему об этих ужасных временах. И об отвратительном Брайане.
Так что осознание того, что этого никогда не случится, повергло его в ужас.
Первая работа привела его в Лондон. Вторая – в Сассекс. А когда у него наконец появился не только вполне приличный доход, но и сбережения, и он смог предложить бабушке помощь, то был поражен ее реакцией.
– Не смеши меня. Какой еще переезд? Что это ты выдумал? Денег мне и своих хватает, а переезжать отсюда – да ни за что. Вот еще.
Он не верил своим ушам. А он-то все просчитал, продумал. Несколько лет откладывал деньги, пока не скопил приличный депозит, с которого можно было оплачивать симпатичную съемную современную квартирку поближе к нему.
– Но ведь я могу поселить тебя в уютной квартире, теплой, в хорошем районе. Ты ведь уже на пенсии. Разве тебе не хочется пожить в красивом местечке, ба? Давай снимем тебе квартиру поближе ко мне? Или можем снять большую квартиру с двумя спальнями неподалеку от моей работы и будем жить там вместе.
Но бабушка даже в лице изменилась, и он понял, что по-настоящему обидел ее своим предложением. Она отправилась в кухонный уголок, поставила на плиту чайник и, дожидаясь, пока он вскипит, замерла у окна, глядя на скамейку внизу.
Повисло молчание. Атмосфера стала напряженной. Бабушка то и дело поглядывала на него так, словно видела впервые.
– Ты правда не понимаешь, почему я хочу продолжать жить здесь?
Он пожал плечами; разговор становился ему в тягость.
Бабушка снова отвернулась к окну.
– Потому что он его любил – этот дом. Любил вид из этого окна. Любил свою маленькую мастерскую и лавочку под окном, любил там обедать. Этот дом и все, что вокруг него, радовали и его, и меня. И я до сих пор люблю этот дом. Из-за него. Так с чего бы мне захотеть переехать?
– Но разве дедушка не обрадовался бы, узнав, что ты живешь в более приятном месте?
– В более приятном, говоришь? А здесь тебе, значит, не приятно? – с обидой в голосе спросила бабушка, повернулась к внуку, и ему показалось, что в ее глазах блеснули слезы. – В этом доме, где прошло твое детство? А ведь я так старалась.
– Да нет, я вовсе не говорю, что здесь плохо. И я очень благодарен тебе за все, что ты для меня сделала. – Он подошел к ней, обнял обеими руками и снова с тревогой почувствовал, как она похудела и словно даже съежилась за последнее время. Совсем маленькая, как птичка. И это не потому, что он вырос и стал мужчиной. Нет, это она с годами сделалась меньше.
– Просто я тревожусь за тебя, бабуля, и хочу заботиться о тебе так, как ты заботилась обо мне в моем детстве.
– А ты и заботишься. Я тобой горжусь и счастлива видеть, как уверенно ты пробиваешь себе дорогу в жизни. Но, пожалуйста, никогда не проси меня переехать отсюда. Если я еще жива, то только благодаря ему. Этому дому. – И бабушка снова уставилась в окно на лавку. – Здесь я могу каждое утро здороваться со скамьей твоего деда. И со всеми моими воспоминаниями.
И она стала опускать чайные пакетики в тот самый красный заварочный чайник, который он помнил с детства.