Ужас в Белом Доме

— Я же только что сказал вам, — капитан тяжело дышал от возмущения.

— Если можно, прошу подробней.

— Вам будет сложно понять.

— Ничего, попытаюсь.

— Там много... специальной терминологии.

— Можете начинать.

— Ну, прежде всего мы поднимем папки с ОД...

— То есть с оперативным досье, отыщете имена и адреса всех в близлежащих районах, кто когда-либо и почему-либо угрожал своему ближнему, и будете расспрашивать их, что они делали такого-то числа в три минуты двенадцатого, и если чей-то ответ покажется вам странным или не заслуживающим доверия, вы будете доставать его до тех пор, пока он не скажет вам что-нибудь, что, по вашему мнению, сможет заинтересовать прокурора. А тем временем те, кто угрожал мне, преспокойно меня угрохают.

— Это типичный случай негативного мышления, мистер Уолгрин.

— Капитан, поймите — я уверен, что ни одного из этих людей вы не сможете найти в ваших папках. Я бы лично обратился к вам с просьбой о постоянном наблюдении и сборе оперативных данных на тех, кто имеет кое-какой опыт в обращении с огнестрельным оружием. И если повезет — мы сможем предотвратить первую попытку покушения на мою жизнь, а заодно выяснить имена возможных убийц. Я думаю, что они повторят попытку — именно возможность повторной атаки делает их шансы серьезнее, но одновременно они становятся более уязвимыми — им неизбежно придется выдать себя, в крайнем случае свои связи...

— Во-вторых, — гнул свое капитан, — мы разошлем всем постам Бво — бюллетень всеобщего оповещения...

Не дождавшись окончания фразы, Уолгрин покинул здание управления. Толку от них, что и говорить...

Дома он сообщил жене, что должен будет на несколько дней уехать. В Вашингтон. Милдред слушала его, восседая за щербатым жерновом гончарного круга и меланхолически разминая пальцами красноватый глиняный ком. Под нежарким весенним солнцем кожа ее порозовела, и выглядела она здоровой и абсолютно очаровательной.

— Ты сногсшибательно выглядишь, дорогая!

— Ах, перестань, пожалуйста! Я похожа черт знает на что! — но в глазах Милдред дрожали искорки смеха.

— Ты знаешь, с каждым днем я все отчетливей убеждаюсь, что, женившись на тебе, сделал самый верный шаг в своей жизни! Точнее — мне просто незаслуженно повезло!

И она опять улыбнулась... и в этой улыбке жены было столько жизни, что смерть, которая — он знал — уже стоит у порога, и старая формула «все там будем» не делала мысль о смерти привычнее — казалась рядом с этой улыбкой только старым, беззубым призраком.

— Ну, Эрни, я тоже удачно вышла замуж.

— Но не так удачно, как я!

— Нет, думаю, почти так же, милый!

— Знаешь, — произнес он как можно более буднично — но не слишком, чтобы Милдред не уловила в его тоне наигранности и, не дай Бог, не заподозрила что-то, — я бы, пожалуй, управился с вашингтонским проектом недели за три ... если... если бы...

— Если бы я поехала куда-нибудь отдохнуть?

— Да, — кивнул он. — Может, к твоему брату в Нью-Гемпшир...

— Тогда уж лучше в Японию.

— Туда можем поехать вдвоем — но сначала навести брата.

Оставив глину на круге, она вышла из комнаты. Только через два дня он — случайно — узнал, что она говорила с его секретаршей, и та рассказала, как растревожил мистера Уолгрина неожиданный телефонный звонок. Чуть позже он понял, что Милдред уехала лишь по одной причине — чтобы не заставлять его тревожиться еще и за ее жизнь; но когда он понял это, было уже поздно за что-либо тревожиться.

Она улетала в Нью-Гемпшир дневным рейсом, и Эрнест Уолгрин навсегда запомнил жену такой — нервно рывшейся в сумочке в поисках билета, как рылась она в ней в тот день, когда он впервые встретил ее — давным-давно, и оба они был молоды, и остались такими до этого прощания в аэропорту, вместе, рядом — навеки...

В Вашингтоне, в штаб-квартире Службы безопасности, Уолгрина, пробившегося наконец через бесконечную череду кабинетов к резиденции начальника регионального управления, встретил на пороге знакомый рокочущий бас:

— А-а, нас приветствуют магнаты большого бизнеса! Ну, как, Эрни? Поди, жалко, что ушел тогда от нас, а?

— Когда покупаю новый «мерседес» — то не очень, — отшутился Уолгрин и чуть тише добавил: — У меня неприятности.

— Да. Знаем.

— Откуда же?

— Да мы ведь приглядываем за нашими ребятами. Сам знаешь, стережем президента — вот потому и нелишне узнать, чем там занимаются наши старые кореша — на всякий пожарный.

— Не думал, что до такой степени...

— После случая с Кеннеди — именно до такой.

— Но его же пришили из окна, — вспомнил Уолгрин. — От такого сам черт не убережет.

— Тебе, конечно, лучше знать. Только беда в том, что президентскую охрану ценят не за количество неудавшихся покушений.

— И обо мне вы тоже, выходит, все знаете?

— Знаем, что ты, как считаешь сам, влип в историю. Знаем еще, что если остался бы с нами — сейчас был бы на самом верху. Знаем, что тамошние фараоны чего-то там завозились — как бы ради тебя, но тебе о том ни полслова. Они могут что-нибудь, твои местные?

— Местные, — вздохнул Уолгрин.

— Ага, — начальник управления понимающе кивнул.