Однако друзья Листера в Лондоне не готовы были сдаться без боя. Поскольку ему не было сделано официального предложения – то не прозвучало и официального отказа. В апреле на рассмотрение Совета была представлена резолюция с просьбой создать вторую кафедру клинической хирургии и рассмотреть кандидатуру Листера на эту должность, поскольку «это принесло бы большую пользу колледжу». На этот раз холодный расчет восторжествовал – к большому разочарованию бедного Вуда, которому не нравилась идея разделить свою роль с другим хирургом. В мае Листер отправился в Лондон, чтобы встретиться с членами Совета, и представил им тринадцать условий. Жестко обозначая свои требования, он заявил, что хочет иметь полный контроль над своими больными и классом, и что разделение гонораров между ним и Вудом должно быть справедливым. Члены Совета безоговорочно приняли все его условия, поскольку сознавали, что наличие в штате такого известного профессора повысит репутацию университета. Вскоре Листер был официально назначен профессором клинической хирургии в Королевском колледже.
Это был горько-сладкий момент. В течение почти четверти века Листер надеялся однажды вернуться в Лондон, и теперь, в возрасте пятидесяти лет, ему наконец-то представилась такая возможность. Однако покинуть Эдинбург на пике карьеры и начать все заново будет непросто. Десятилетия назад именно материальное вознаграждение и карьерный рост влекли его в столицу, а теперь лондонское медицинское сообщество упрямо сопротивлялось введению его антисептической системы. И свою миссию теперь Листер видел в том, чтобы обратить неверующих – как он делал в Глазго, Эдинбурге и по всей Америке.
В сентябре 1877 года Листер тихо покинул шотландский город, где когда-то влюбился в кровавое мясницкое искусство хирургии под опекой своего великого наставника Джеймса Сайма. Но перед посадкой в поезд он сделал прощальный обход пациентов в Королевском лазарете. В последний раз идя по коридорам, он подводил итоги заметной трансформации института. Теперь он был уверен, что дело его жизни в надежных руках – в руках его учеников, которые займутся внедрением антисептической системы по всей больнице. Ушли в прошлое грязные палаты, переполненные больными, истощенными, содержащимися в убогих условиях; исчезли окровавленные фартуки и операционные столы, покрытые неприглядными жидкостями; превратились в воспоминание нестерилизованные инструменты и «старая добрая больничная вонь». Королевский лазарет – светлый, чистый и хорошо проветриваемый – больше нельзя было назвать домом смерти. Теперь это был дом исцеления.
Эпилог: Темный занавес поднимается
Именно хирургию – даже когда она останется далеко в прошлом – будут помнить как триумф Медицины.
В декабре 1892 года Джозеф Листер отправился в Париж, чтобы принять участие в грандиозном праздновании семидесятилетия Луи Пастера. Сотни делегатов со всего мира собрались в Сорбонне, чтобы отдать дань уважения ученому и выразить от имени своих стран восхищение новаторской работой, которую он проделал на протяжении всей своей карьеры. Листер присутствовал не только как представитель королевских обществ Лондона и Эдинбурга, но и как друг и интеллектуальный компаньон Пастера.
В тот ясный зимний день в Париже двое мужчин вошли в Сорбонну, оба выдающиеся деятели своих областей. Помимо иностранных сановников на празднование собрались тысячи представителей общественности. Однако, несмотря на ликующую атмосферу, не все было хорошо. Для обоих мужчин лучшие годы остались позади и их жизнь, казалось, близилась к завершению. Листер, которому исполнилось шестьдесят пять лет, достиг возраста, в котором выход на пенсию с должности профессора в Королевском колледже является обязательным. Через несколько месяцев его верная жена и спутница в течение 37 лет умрет, оставив пустоту, которая никогда не будет заполнена. Пастер недавно перенес инсульт – второй из трех инсультов, которые выпали на его долю. Как-то в письме к Листеру Пастер описывал свои страдания: «Нарушение речи стало постоянным, так же как частичный паралич левой стороны тела». В день празднования интеллектуальный гигант ковылял по сцене, не в состоянии адекватно передвигаться без посторонней помощи.
Листер отдал дань уважения французскому ученому во время своего выступления. В своей типично скромной манере он преуменьшил свою роль в трансформации хирургии. Вместо этого Листер приписал Пастеру «поднятие темного занавеса» в медицине. «Вы изменили хирургию… превратили ее из лотереи в безопасную, основанную на здравом смысле науку, – сказал он. – Вы являетесь лидером современного поколения ученых-хирургов, и каждый мудрый представитель нашей профессии – особенно в Шотландии – относится к вам с такими уважением и привязанностью, какой удостаиваются немногие». Если бы инсульт не мешал ему говорить, Пастер мог бы выразить точно такие же чувства в отношении Листера.