Ужасная саба и ее хозяин (СИ)

— Наглая саба, распутная саба, — с невообразимой смесью суровости, нежности и страсти проговорил Эйдан и вцепился рукой в ее хвостики, потянув голову назад. — Я бы тебя заткнул, но кто же будет вопить от удовольствия? Так что я просто оттрахаю тебя так, чтобы ты только орать и могла, — он шумно выдохнул ей в ухо, приникнув губами к шее, еще сильнее задирая ей голову, принялся вылизывать ее языком жадно и с удовольствием. И двигаться в ней, еще быстрее, еще глубже, еще резче, впившись пальцами Лейтис в бедро.

Это было прекрасно. Он знал, как доставить ей удовольствие, при котором стоны не могли не срываться с ее губ. Жаркие, страстные стоны. А вопить, к сожалению, она не сможет, разве что нарочито, искусственно, что совсем неинтересно. Вопила Лейтис обычно под плетью. Но и жаркие стоны могут быть громкими, особенно когда он так хорошо, прекрасно, просто изумительно ее трахает, действительно от души.

— Да, моя самая развратная девочка, вот так, — одобрительно шептал Эйдан, двигаясь в ней все так же быстро и страстно — Еще. Хорошая саба, знает, как уважить хозяина. Еще, девочка, — он подгонял ее словами, подгонял движениями, подгонял рукой, которая, погладив по животу, легла прямо Лейтис на промежность, чтобы ласкать ее и так тоже, чтобы она стонала еще громче, задыхаясь от удовольствия.

Она была уже близка к разрядке, и именно этого движения не хватало, чтобы, заорав от удовольствия, кончить, видя белую пелену перед глазами, которая обычно означала предвестье сабспейса. Впрочем, он был тут неуместен. Лейтис, тряхнув головой, простонала:

— Вы — лучший, хозяин. Еще никто… Никогда…

Это и правда было для нее свежо и ново. За пределы клубов она со своими экспериментами все же не выбиралась и теперь понимала, что, хотя она далеко не новичок, Эйдан может поучить ее затейливому сексу. Как он все устроил в раздевалке. И в лучших условиях не всякий так сможет, так что комплимент она отвесила более чем искренне.

Для Эйдана ее искренние, от всей души сладострастные стоны были самым восхитительным комплиментом. И все же когда Лейтис сказала это "лучший", и еще — "никто" и "никогда", он ощутил, что сейчас просто взорвется от переполняющей его гордости, прямо в примерочной. То, что мечтает услышать любой мужчина, будь он доминантом, сабом, или ни тем и ни другим. То, что из уст любимой женщины звучит как небесная музыка. Она тоже была самой лучшей, его чудесная девочка, которая так потрясающе умела подчиняться и быть непокорной, слушаться и провоцировать — и заводила его этим всем так безумно, до головокружения, до светящегося вихря перед глазами. И Эйдан был готов придумать что угодно и сделать что угодно, лишь бы продолжать так же доставлять ей удовольствие. Потому что Лейтис тоже доставляла удовольствие ему, исключительное, ни с чем несравнимое.

— Все что угодно для тебя, моя чудесная, любимая Лейтис, — прошептал он, целуя ее в красивое плечико, а потом дотянулся до галстука, чтобы распустить скользкие шелковые узлы в пару движений и подхватить ее, измученную наслаждением, на руки, усевшись вместе с ней на скамейку. — Потому что ты у меня тоже лучше всех… и мне с тобой восхитительно хорошо. Моя прекрасная сладкая строптивая девочка, — ему хотелось засыпать ее комплиментами, с ног до головы, потому что его сейчас переполняло чувство почти эйфорической радости. И бесконечной любви к ней.

Лейтис устроилась у него на руках, покрутившись и прислонившись, чтобы расслабиться, опираясь на него всем телом, и обмякла, наваливаясь.

— Я вам правда нравлюсь? — спросила она. — Вам правда хорошо с вашей беспутной сабой?

Эйдан немедленно прижал ее к себе еще крепче и еще ласковее и оставил на ее щеке три коротких нежных поцелуя. Чудесная девочка, со своими бурными и внезапными сменами состояний, которые его восхищали, умиляли, волновали, беспокоили. Которые он тоже любил, вместе со всей остальной Лейтис. И теперь мог ощущать лучше, чем раньше — как сейчас, когда вместе с адреналином схлынули азарт и возбуждение, и им на смену пришла тихая трогательная нежная грусть. Это тоже было нужно Лейтис, чтобы расслабиться, чтобы эти эмоции вышли наружу и схлынули. И еще, чтобы это случилось, ей очень были нужны забота и внимание.

— Очень нравишься и очень хорошо, — заверил Эйдан, снова целуя ее в щеку. — Ты у меня самая чудесная, самая строптивая и самая трепетная… И очень любимая. Всякая, разная, любая. Я тобой любуюсь всегда и всегда хочу быть с тобой. Моя саба, лучше всех, я тобой на весь магазин похвастался и счастлив.

— Так вы хвастались? — Лейтис подняла к него голову и улыбнулась. — А чем хвастались-то?

— Тем, что у меня самая потрясающая саба в Луденвике, — улыбнувшись в ответ, сказал Эйдан. — Самая страстная, чувственная, искренняя и обворожительная. Которая сводит меня с ума прямо в раздевалке, так что устоять невозможно. И с которой мне так хорошо, всегда. Быть с которой — потрясающее удовольствие, и доставлять удовольствие которой — тоже удовольствие. Вся моя, мое бесценное сокровище, и ничье больше.