Ужасный век. Том I (СИ)

— Полно тебе, не торопись. Я так рад тебя видеть. Присядь.

Говорил он, конечно, по-стирлингски. Хотя маркиза сама прекрасно владела балеарским, Сантьяго никогда не отказывал себе в удовольствии блеснуть талантом к языкам.

Эбигейл ему не возразила: опустилась на мягкую софу. Здесь не имелось камина — горели только свечи на паре канделябров. Вкупе с луной они всё же освещали комнату тускло, так что картины на стенах нельзя было рассмотреть. Но так даже лучше! Ещё бы музыку — и обстановка сделалась бы поистине чарующей, пусть маркиза не отличалась падкостью на романтику. Куда там! Наивную великосветскую даму, витающую в облаках, она лишь привыкла изображать.

Получалось неплохо.

Пусть полумрак скрывал интерьер, самого канцлера Сантьяго было видно достаточно хорошо. Как всегда — гордо держащийся, одетый по моде столь свежей, что в Стирлинге костюм могли счесть странным. Канцлер почему-то распустил волосы, свободно спадавшие теперь на плечи: потому черты его лица, обыкновенно будто в камне высеченные, смягчились. Только взгляд остался прежним.

Это взгляд человека, который если и не повелевает всем, на что смотрит — то желает повелевать. И наверняка скоро начнёт.

— Красное или белое?

— На твой вкус, Санти.

На вкус канцлера моменту соответствовало красное вино, в темноте казавшееся чёрным.

— Как прошла дорога?

— Без происшествий. Но я лишь на несколько дней: моя отговорка не позволит большего.

— Ужели твой супруг стал проницательнее?

— Да брось! Мой милый Амори всегда был слепее крота. Но всё-таки приходится быть осторожной.

— Осторожность тебе присуща. Это одно из качеств, которые я в тебе высоко ценю не как Сантьяго, а как герцог и канцлер.

— Ох. А какие же ценит Сантьяго? — спросила Эбигейл с наигранным придыханием.

— Ну, их-то не перечесть. Давай выпьем за твою красоту, раз уж о том заговорили.

Красота леди Бомонт определённо была темой, поднимаемой часто: в Стирлинге редкий надолго задумался бы, попроси его назвать главное украшение высочайшего двора. Конечно, вращались там дамы много моложе. Но красоту недаром часто называют оружием: ею ещё потребно уметь пользоваться. А это приходит с опытом.

— Признаю: вино чудесное.

— Каким же ещё тебя угощать? Впрочем, оно даже излишне изысканное, полагаю. Завтра я отвезу тебя в одно чудесное место: в тех холмах, что к востоку от города. Виноградники… Там красиво, но речь не об этом. Там можно попробовать вино помоложе, однако воплощающее душу Балеарии ярче и точнее этого. Знаешь: иногда чем проще, тем лучше.

— Полностью тебе доверяюсь. Как всегда.

— Чудно. Как поживает славное королевство Стирлинг?

— У нас холодно этим летом. Дожди и туманы.

— А вот у нас лето чудесное. Но не грусти: пусть лето в Стирлинге не задалось, я надеюсь, что уже весной добрые вести согреют тебя.

— Уже весной?.. Так скоро? — она вполне искренне удивилась.

— Всем придётся постараться, и тебе тоже. Не хочу омрачать встречу долгими обсуждениями всех планов, однако о некоторых вещах желал бы поговорить сразу. Ночь долгая, мы всё успеем.

— Тогда говори, не откладывай. Даже самой долгой ночи бывает мало.

Канцлер и теперь не спешил говорить, совершая долгий глоток. Он не сводил глаз с маркизы, и хотя та твёрдо помнила, что совершает отнюдь не романтическое путешествие — от такого взгляда сложно было держать голову холодной.

— Эбигейл, поведай о принце Ламберте. О ситуации вокруг него. О разговорах. О мыслях. Обо всём, что мне следует знать: нет источника лучше тебя.

Вполне ожидаемый вопрос, к ответу на который леди Бомонт была готова.

— Кронпринц, полагаю, оставляет всё меньше равнодушных к своей персоне. Я имею в виду, что двор Балдуина теперь ясно делится на тех, кто видит в Ламберте прекрасную смену отцу… И на тех, кто в этом всё меньше уверен.

— А причина сему положению вещей именно та, о которой я думаю?

— Конечно. Стирлинг кругом видит врагов… Причём врагов, за которыми стоит Балеария. И это настроение, со всеми бесконечными разговорами о Великой войне, постоянно крепнет. На любое веяние, которое можно связать с Балеарией, люди старой закалки реагируют нервно. Ты сам это знаешь. С молодыми гораздо проще. А принц… он неосторожен в суждениях, сути которых сам иногда не осознаёт полностью. Звучат разговоры полушёпотом. О том, что путешествия по Ульмису, посольства, учёба за границей… в общем, всё это заразило принца вольнодумством.

Казалось бы, маркиза поведала о новостях не самых приятных, но канцлера они словно даже порадовали. Он широко улыбнулся.

— Ну, в чём-то шептуны правы. Конечно, кронпринц Ламберт в своих путешествиях нахватался новых идей: которые в Стирлинге, особенно последние двадцать лет, так не приветствуются. Я ведь сам приложил к его просвещению руку, в конце концов! Негласно, допустим, но всё-таки. Стоит ли удивляться, что у меня получилось?