Уже нет прежней игры

Наутро Анищенко распорядился послать в Донецк молодого парня, а с Зосимовым решил поговорить после работы, без обид, дружески. Однако тот заявился сам, чем вызвал в Николае Антоновиче беспокойство: он не любил шума, а шум мог получиться из-за этой перепроверки.

— Это вам, — суховато сказал Зосимов и протянул сложенную пополам бумагу. — Буду рад.

— Погодите, погодите, — ответил Анищенко. — Зачем заявление? Сначала надо выяснить.

— Николай Антонович, — улыбнулся Зосимов. — Здесь две контрамарки на сегодняшний матч ветеранов. Буду рад вас с Лидой видеть на трибунах. Мы земляки.

— Да, да, спасибо. Я, может быть, приду. Не ручаюсь, конечно. Но если освобожусь — обязательно.

— Я понимаю…

— Да! Если вам надо раньше уйти — пожалуйста. Ведь вы у нас один на институт, своя знаменитость.

Зосимов ушел своей обычной легкой походкой.

…Отчего Анищенко пошел на этот матч, он и сам толком не знал, удивлялся неразумному решению, от которых в его возрасте можно бы и отвыкнуть.

Людей было негусто. В основном пожилые, солидные, помнящие иное время. Анищенко уселся на очень удобное место, проверил по программе составы команд и стал ждать начала, просматривая книжку американского инженера Джона Холпина о бездефектной работе. Изредка он оглядывался, точно искал поддержку в интересе других людей. Он представил себя на поле: огрузневший, с белыми отечными ногами — смешно. Молодой голос у него за спиной пренебрежительно бросил:

— Старперы подрабатывают…

И Анищенко подумал: «Сосунок послевоенный, что он знает?!»

Он наклонился к соседу.

— Знаете Зосимова? — спросил он нарочно громко. — Я тоже из Донбасса, один с ним институт кончал. Он сейчас покажет!

— Да? — заинтересованно ответил сосед.

Но Анищенко отвернулся. «Зачем? Сопляк прав, — сказал он себе. — Никого не обманешь. Выйдут позориться. Звезды! Тьфу. И ты, старый дурак. Ведь он не справился с заданием…»

…А Зосимов стоял неподалеку от центра поля. Мяч был далеко.

Тысячи людей смотрели на Зосимова и ждали… Они помнили: он бежал, и над ним было небо славного времени, и он гнал легкий мяч, и казалось, что его высокое поджарое тело в красной майке — это молодость их яркой, еще не прожитой жизни.

Зосимов сделал шаг. Другой. Быстрее, быстрее… Вперед по зеленому полю земли…

1972 г.