Ужин в центре земли

– Нет, он есть. Плохой рак. Но дело в том, что впереди химиотерапия, потом лучевая, а дальше опять и опять по кругу – это займет время. И она знает, какая у меня ответственная работа. В смысле – та работа, о которой она знает.

– Понимаю, – кивает начальник.

– Одним словом, уже сейчас все серьезно, но она говорит, эта серьезность не на один день и лучше мне поберечь свой отпуск. Лучше будет, если я приеду на еврейские праздники. Она очень мужественная, моя мама. Говорит – вся она в этом, – что так получит время привыкнуть к своему больному состоянию. Говорит, ждать к себе сына на Рош га-Шана – это даст ей что-то, ради чего жить. И ждать-то всего несколько недель.

Начальник соображает, крутясь туда-сюда в своем кресле. Лицо не выражает ничего – воплощенная выдержка.

– Понимаю вас вполне, – говорит начальник. – Как бы то ни было, давайте я вас отправлю в неофициальный отпуск прямо сейчас. Оставайтесь поблизости, отдохните, наберитесь сил, а я уведомлю Тель-Авив.

2002. Париж

Они устроились на диване в своем шикарном номере, приняв положение, которое становится у них излюбленным: официантка полулежит на подушках, прислоненных к изголовью, ноги покоятся на коленях у сидящего Z. Он легонько сжимает ее ступню и приподнимает, восхищаясь старым-престарым, изрядно облупившимся педикюром. Он целует эти пальчики, он любит эти пальчики.

– Знаешь, где ты дал маху, мальчик-еврейчик? – спрашивает официантка.

– Нет, – отвечает Z. Он не может взять в толк, где эта точка на его горемычном пути.

– Там, где ты поверил, что еврейская мама сумеет тебя из всего этого вызволить. Если нужно, чтобы мир стал крутиться в другую сторону, попроси девочку-итальяночку обратиться к своему папе. Попроси и увидишь, на что способен гиперопекающий калабриец.

– Ха! – говорит Z. – Ты серьезно?

– Да. Тебе надо познакомиться с моим папой. Он может помочь.

– Потому что богат?

– Нет, не поэтому. Важно, как он богат. У него маленькая медиаимперия – хотя вообще-то она довольно большая.

Z потирает ее ступню. В ответ произносит только:

– И?

– Ты что, совсем ничего не знаешь про нашу страну?

Выходит, что совсем.

– В Италии, если это «медиа», то часть обязательно принадлежит Берлускони. Мой папа имеет доступ к премьер-министру и распоряжается кое-какими его средствами.

– Это твой план? Действовать через папу?

Официантка убирает ногу с колен Z и садится вплотную к нему.

– А у тебя какой план? Навсегда поселиться в этом отеле?

– Не самая плохая идея, – говорит Z, оглядывая их дворцовые покои.

– Если у тебя есть лучший план, давай выкладывай. Но, честно говоря, я все еще не понимаю, почему ты не возьмешь такси до аэропорта и просто не улетишь.

Z ласково улыбается ей и похлопывает ее по ноге.

– Мне уже начинает хотеться, чтобы тебя сцапали, – говорит официантка.

– Извини, – говорит он, и в мыслях не имея обращаться с ней пренебрежительно. – Я потому не могу сбежать, что у меня нет дипломатического прикрытия. Я просто субъект с плохим паспортом, который нарушил изрядное количество законов. Если Израиль настучит на меня французам, а потом скажет, что знать меня не знает, то я буду гнить в здешней тюрьме. Если израильтяне внесут меня в черный список и признают за своего, то меня депортируют в Израиль, а там опять-таки посадят. В обоих случаях я проигрываю. Но Израиль проигрывает тоже, потому что я иду с довеском в виде довольно крупного международного инцидента. Так что мы в патовом положении. Я застрял в Париже и стараюсь не дать своим коллегам шанса помочь мне поскользнуться в душе или сломать шею на лестнице. Мой единственный выход – Америка, там по ряду причин им скорее было бы выгодно просто оставить меня в покое. Может быть, я там чаще обычного буду оглядываться через плечо, но, по крайней мере, там я дома, а израильтяне – чужие. Если прикинуть шансы, в Америке они у меня неплохие.

– Но ты не можешь туда попасть.

Z чуть не стонет, услышав эту печальную истину.

– Нет, не могу.

– Тогда, похоже, лучшее, что у тебя есть, это поехать со мной в Италию. И там отдаться на милость моего отца – он такое очень любит.

– Ты едешь в Италию? Когда ты это решила? – спрашивает Z, снова пойманный врасплох, что, учитывая род его занятий, не должно, по идее, происходить с ним так часто.

– Это всегда было решено. На Капри самый сезон. Мы – моя семья – никогда его не пропускаем, – говорит официантка. – Поездка давно запланирована, просто ты про нее не знал.

Она уже стоит и, глядя на лестницу, ведущую в спальню, протягивает ему руку; он отвечает встречным жестом.

– Ты собиралась взять и уехать от меня?

– А ты бы не уехал?

Нет, думает Z, вставая. Он бы ни за что от нее не уехал.

Не сказать к тому же, чтобы выстроилась большая очередь желающих его вывезти; выбирать не из чего, только ее предложение и есть. Возможность обратиться к человеку с возможностями. Звучит обнадеживающе.

– Допустим, мы приехали, а твой папа не захотел в это ввязываться. Он меня не сдаст?