Ужин в центре земли

Z не помнит уже, когда у него в последний раз захватывало дыхание от чего-либо, кроме страха.

– Ты с детства так? – спрашивает он ее.

– Да, с детства. В Париже – «Крийон». На Капри – «Пунта Трагара». В любом месте есть один отель, который считается самым-самым, там-то мы и селимся.

– И, несмотря на все это, ты решила заделаться этакой скромной труженицей, живущей в тесной квартирке, где слишком много соседок.

– Богатые родители требуют, чтобы дети через такое прошли в порядке инициации. Иначе они могут стать чудовищами. По крайней мере, так мы учимся делать вид, что благодарны за то, что имеем.

Z подходит к перилам на краю площадки. Официантка говорит ему, чтобы стоял и общался с природой, а она займется регистрацией.

Вид, куда ни взгляни, открывается величественный; Z смотрит на залив внизу, на все эти гигантские яхты – в десять раз больше берлинских. Ловит себя на том, что скучает по плаванию под парусом с Фаридом. Это смущает, ведь Фарид – убийца, хоть и удаленный от места событий. И еще больше смущает то, что он сам тоже убийца, хоть и удаленный от места, где взорвалась эта бомба весом в тонну.

Выводит Z из нерадостного забытья любящая рука. Официантка, просунув палец в петлю для его брючного ремня, тянет его к себе.

У нее ключ от номера с огромным латунным брелоком. Ключ висит на указательном пальце другой руки, не занятой его джинсами.

Он обнимает ее одной рукой, желая, наоборот, притянуть ее к себе, ощущая ее ласку. Сладкое чувство, что они пара, две половинки. Вот какой, чувствует Z, может быть жизнь по другую сторону от этих адских ужасов.

– Пошли, я тебя покормлю бурратой, – говорит она, – и напою водкой. А потом мы будем трахаться и немножко спать, а потом я отведу тебя в один из бассейнов и там пристрою на металлической полочке. В ней миллион крохотных дырочек, из каждой бьет струйка. Можешь там полеживать и румяниться под солнцем, как сосиска, а пузырьки будут избавлять тебя от забот.

– Может, нам сначала поздороваться с твоими родителями? Или хотя бы дать им знать, что ты привезла беглого шпиона? Это ведь немалый сюрприз.

– Ты что, и правда ничего не смыслишь в богатых людях?

Z признается, что ничего. Как и в Италии и в ее медиамагнатах.

– Если у тебя есть все деньги на свете, добывать новые – скучно. Интерес пробуждают только секс и власть.

– И как это работает в моем случае?

– Для меня – секс. Для моего отца – чудесная международная игра властного человека.

Их номер – шикарный дуплекс со спальней в стиле лофт, куда ведет открытая лестница, и с выходом из нижней комнаты на опоясывающий балкон, который простирается в бесконечность. Здесь еще роскошней, чем в парижском отеле, хотя Z считал это невозможным.

Если не знать, что все вокруг него рушится, то, глядя со стороны на его берлинский особняк у озера, а теперь на это невероятное обиталище и на его необыкновенную спутницу, можно было бы подумать, что Z идет верной дорогой.

Они едят и пьют, потом занимаются сексом и дремлют, потом повторяют это по кругу еще и еще раз и наконец выходят голые на балкон и ложатся на шезлонги, чтобы полюбоваться закатом.

В номере звонит телефон, и официантка не сразу берет трубку. Услышав, как она говорит в нее: «Pronto», Z думает, что сейчас умрет от любви.

Она слушает, а затем, прикрыв трубку рукой, шепчет ему слишком уж громко:

– Иди в душ. Самый лучший вид прими, какой можешь.

Дав отбой, она говорит:

– Зря мы не сбегали обратно в магазины за приличными шмотками.

Они ждут за столиком со свечами, спустившись от нижнего бассейна. Расположились в укромном месте у края террасы, дальше – черная вода и бескрайний мир.

Отец официантки, который, несмотря на седеющие виски, выглядит моложе и атлетичней, чем Z мог себе представить, тратит несколько секунд, чтобы пожать ему руку, а затем общается только с дочерью: они обнимаются, смеются и тараторят по-итальянски с немыслимой скоростью. Z недоумевает: если ее отец выглядит так, будто она родилась, когда ему было десять лет, то как молода должна быть ее мать?

Наконец – спустя долгое время, кажется Z, – официантка переходит с отцом на английский:

– Мы невежливо себя ведем.

Они садятся, и она, качая головой, говорит Z:

– Мама в своем репертуаре.

Ее отец, чей серебристый костюм гармонирует с волосами, а белая рубашка расстегнута на одну лишнюю пуговку, объясняет:

– Жена приедет дня через два. Судя по всему, еще не все скупила, чем торгует Милан.

– Эгоистка, – замечает официантка.

– Ну что ты, Porcospino[21], разве так можно? – говорит ее отец. После чего он с изрядной силой хлопает Z по спине.

– Знаете, почему она расстроена, ваша подружка?

– Нет, сэр, – отвечает Z, чувствуя себя так, словно ему самому десять лет.

– Ваша подружка потому расстроена, что в отсутствие ее мамы некому меня отвлекать, и теперь вы оба от меня не отвяжетесь. У нас романтическая трехсторонняя встреча.

– Кошмар! – говорит официантка, и это звучит серьезно, а ее отец, глядя на нее, сияет гордой улыбкой.

Только когда они поужинали и у них забрали тарелки, официантка в очень дипломатичных выражениях сообщает отцу правду про Z.