Ужин

Серж смотрел на мою жену во время ее монолога с выражением заинтересованного слушателя, однако по его позе можно было догадаться, что ему нелегко внимать женщине, не попадающей ни под одну из четких категорий: «грандиозные сиськи», «аппетитная попочка» или «завтрак в постель».

— Лишь гораздо позднее в кино стали фигурировать неадаптированные негры, — продолжала Клэр. — Негры в бейсбольных кепках и фанфаронских автомобилях, жестокие негры из бедных районов. Но зато настоящие. Во всяком случае, не тусклая копия белых.

В этот момент мой брат кашлянул. Выпрямив спину, он придвинулся к столу — словно ища микрофон. Да, теперь каждым своим движением он вдруг снова перевоплотился в национального политика, без пяти минут лидера нашей страны, собравшегося взять слово, чтобы удостоить ответом женщину из публики в заднем ряду.

— А что ты имеешь против адаптированных негров, Клэр? — спросил он. — Из твоих слов следует, что лучше пусть они остаются самими собой, пусть убивают друг друга в своих гетто за пару граммов кокаина. Без малейшей перспективы на будущее.

Я посмотрел на свою жену. Мысленно я воодушевлял ее нанести моему брату сокрушительный удар. Просто уму непостижимо, как он умудрялся протаскивать программу своей партии даже в обычный спор о людях и их различиях. Будущее… Пустой звук, треп для избирателей.

— Я говорю не о будущем, Серж, — сказала Клэр. — Я говорю о том, какое представление мы — голландцы, белые, европейцы — имеем о других культурах. О том, чего мы боимся. Представь, что на улице к тебе приближается группа темнокожих типов в бейсболках и пружинящих «найках» с воздушной подушкой, — не захочется ли тебе ретироваться? А если они будут одеты прилично? Как ты и я? Или как дипломаты? Или как офисные клерки?

— Я никогда не сбегаю на другую сторону улицы. Я уверен, что мы должны ко всем относиться одинаково. Ты говоришь о наших страхах. В этом я с тобой согласен. Если бы мы наконец перестали бояться, мы бы скорее достигли взаимопонимания.

— Серж, у нас тут не политические дебаты, и я не твой оппонент, которого ты должен переспорить относительно «будущего» и «взаимопонимания». Я твоя невестка, жена твоего брата. Мы здесь просто общаемся — как друзья. Как родственники.

— Речь идет о праве быть жлобом.

Вновь повисла звенящая тишина, можно было бы услышать, как пролетает муха, если бы не шум за другими столиками. Не буду утверждать, что все головы мгновенно повернулись в мою сторону, как иногда пишут в книгах. Но некоторое внимание почувствовалось. Бабетта хихикнула.

— Паул! — сказала она.

— Я просто вспомнил старую телепередачу, — сказал я. — Название, правда, вылетело из головы.

Название-то я не забыл, но упоминать его не хотелось. Мой брат наверняка бы сделал какое-нибудь саркастическое замечание и тем самым расстроил бы мой план. «Я и не знал, что ты смотришь подобные программы…», — мог бы парировать он. Или что-то в этом роде.

— В передаче рассказывалось о гомосексуалистах. Интервьюировали какую-то женщину, которая соседствовала с двумя молодыми геями; они жили в квартире на верхнем этаже и иногда приглядывали за ее кошками. «Милейшие юноши!» — восхищалась женщина. То есть она имела в виду, что хоть соседи и были педиками, но тот факт, что они заботились о ее питомцах, доказывал их принадлежность к нормальным людям. Женщина самодовольно улыбалась, ведь отныне все знали об ее толерантности. О том, что она считала своих соседей милейшими юношами, пускай они и вытворяли друг с другом всякие непристойные вещи. Вещи, по сути, достойные порицания, нездоровые и противоестественные. Сплошное извращение, короче говоря, единственным оправданием которому служила бескорыстная забота об ее кошках.

Я прервался на секунду. Бабетта улыбнулась. Серж несколько раз удивленно повел бровью. А Клэр, моя жена, смотрела на меня весело, как всегда, когда понимала, куда я клоню.

— Чтобы вникнуть в смысл слов этой женщины, — продолжил я, не услышав никаких комментариев, — следует рассмотреть ситуацию с другой стороны. Если бы двое милейших гомосексуалов не приходили кормить ее кошек, а, напротив, обстреливали их камнями или бросали им с балкона отравленные свиные обрезки, то она считала бы их обычными грязными педерастами. Вот что, по-моему, хотела сказать Клэр, рассказывая о фильме «Угадай, кто придет к обеду»: то, что дружелюбный Сидни Пуатье был таким же «милейшим юношей». Что режиссер фильма ничем не отличается от той женщины из телевизионной передачи. Вообще-то Сидни Пуатье играет образцового негра. Он должен служить примером для других проблемных и докучливых негров. Опасных негров, грабителей, насильников и наркодельцов. Пусть и они напялят на себя такой же красивый костюм, как у Сидни, и будут вести себя как идеальные зятья, тогда мы, белые, заключим их в объятия.

14

Бородач вытирал руки. Я тем временем застегнул ширинку. Сделав вид, что выполнил свою задачу, хоть и совершенно беззвучно, я прямым курсом направился к выходу. Моя рука уже сжимала дверную ручку из нержавеющей стали, как вдруг у меня за спиной раздался голос: