Читаем Ужин полностью

— Гормоны, — продолжил он. — То ей жарко и она открывает настежь все окна, то вдруг без причины рыдает.

Он повернулся, все еще озадаченный, в сторону туалета и выхода, потом снова ко мне.

— Наверно, ей и в самом деле лучше поговорить об этом с другой женщиной. Ты же знаешь, женщины понимают друг друга. В такой момент от меня только хуже будет.

Он усмехнулся. Я не усмехнулся ему в ответ. Он поднял руки и встряхнул их. Затем поставил локти на стол и соединил кончики пальцев.

— Вообще-то нам надо поговорить кое о чем другом, Паул, — сказал он.

Я почувствовал внутри нечто холодное и жесткое, нечто сидевшее во мне целый вечер, но ставшее сейчас еще холоднее и жестче.

— Нам надо поговорить о наших детях, — сказал Серж Ломан.

Я кивнул. Обернулся и снова кивнул. Бородач то и дело поглядывал в нашу сторону. На всякий случай я кивнул еще раз. Бородач ответил мне кивком.

Я видел, как он отложил нож и вилку, как наклонился к дочери и шепнул ей что-то на ухо. Дочь быстро схватила сумку и принялась в ней рыться. Ее отец вынул из кармана камеру и встал.

<p>Горячее</p><p>16</p>

— Виноград, — сказал метрдотель.

Его мизинец застыл в полусантиметре от гроздочки круглых миниатюрных плодов. Сначала я решил, что это смородина или что-то в этом роде, я не очень разбираюсь в садовых ягодах — на мой взгляд, большая их часть несъедобна.

Вместе с фиолетовым салатным листом виноград украшал полупустую тарелку с основным блюдом — «филе цесарки в нежнейшем немецком беконе». Те же аксессуары обрамляли горячее Сержа, только мой брат заказал турнедо. О турнедо много не расскажешь — мясо как мясо, но, поскольку метрдотелю полагалось комментировать каждое блюдо, он поведал нам о его происхождении. Об «экологической ферме», где животные разгуливали «на свободе», пока их не зарезали.

Я заметил на лице Сержа признаки нетерпения. Судя по ним, он явно испытывал острое чувство голода: кончиком языка он облизывал верхнюю губу, как изголодавшаяся собака из мультфильма, и потирал руки; посторонний мог бы предположить, что Серж потирал руки в предвкушении наслаждения, но это было не так. Мой брат никогда не наслаждался, просто перед ним на столе стояло турнедо и его следовало съесть как можно быстрее: желательно сию минуту!

Исключительно чтобы поддразнить брата, я расспросил метрдотеля о виноградной грозди.

Бабетта и Клэр еще не вернулись, но данный факт Сержа не смущал.

— Они сейчас подойдут, — заверял он, когда не меньше четырех девушек в черных фартуках принесли наше горячее.

Метрдотель предложил подождать с сервировкой, пока не появятся дамы, но Серж с порога отверг это предложение.

— Ставьте, пожалуйста, — сказал он, облизываясь и потирая руки.

Мизинец метрдотеля начал с моего завернутого в бекон филе цесарки, а затем метнулся к гарнирам — удерживаемым коктейльной шпажкой «слоям лазаньи с рикоттой и баклажаном», похожим на миниатюрный клубный сэндвич, и пронзенному пружиной кукурузному початку. Пружина, вероятно, предназначалась для того, чтобы взять кукурузу, не запачкав при этом пальцев; забавное зрелище, или нет, скорее вычурное, нарочитая шутка повара. Пружина была хромированная и выступала с обоих концов лоснящегося маслом початка сантиметра на два. Я не люблю кукурузу и всегда питал отвращение к обгладыванию початка: в желудок ничего не попадает, половина застревает в зубах, а масло капает с подбородка. К тому же я никак не могу отделаться от мысли, что кукуруза — это в первую очередь корм для свиней.

После того как метрдотель описал экологическую ситуацию на ферме, где обитала корова, из которой приготовили турнедо для Сержа, он объявил, что вернется попозже, чтобы сделать пояснения к блюдам наших дам. И тут я, показывая на гроздь, спросил:

— Это смородина?

Серж уже воткнул вилку в турнедо. Он собирался отрезать от него кусок, его правая рука с остро заточенным ножом взметнулась над тарелкой. Метрдотель уже отвернулся от нашего столика, но мгновенно повернулся обратно. Пока мизинец приближался к грозди, я наблюдал за лицом Сержа.

Оно выражало крайнее нетерпение. Нетерпение и раздражение по поводу очередной задержки. Он не видел проблемы в том, чтобы приняться за свой бифштекс без Бабетты и Клэр, но наличие чужой руки вблизи наших тарелок приводило его в замешательство.

— Что на тебя нашло? — спросил он, когда метрдотель наконец удалился и мы снова остались вдвоем. — С каких это пор ты стал интересоваться ягодами?

Он отрезал внушительный ломоть мяса и отправил его в рот. Не прошло и десяти секунд, как ломоть был проглочен, после чего Серж на некоторое время уставился перед собой, будто ожидая, пока мясо достигнет желудка.

Я поднялся.

— Что опять? — спросил Серж.

— Пойду посмотрю, куда они подевались, — ответил я.

<p>17</p>

Сначала я решил поискать их в дамском туалете. Осторожно, чтобы никого не напугать, я приоткрыл дверь.

— Клэр?

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-бестселлер

Нежность волков
Нежность волков

Впервые на русском — дебютный роман, ставший лауреатом нескольких престижных наград (в том числе премии Costa — бывшей Уитбредовской). Роман, поразивший читателей по обе стороны Атлантики достоверностью и глубиной описаний канадской природы и ушедшего быта, притом что автор, английская сценаристка, никогда не покидала пределов Британии, страдая агорафобией. Роман, переведенный на 23 языка и ставший бестселлером во многих странах мира.Крохотный городок Дав-Ривер, стоящий на одноименной («Голубиной») реке, потрясен убийством француза-охотника Лорана Жаме; в то же время пропадает один из его немногих друзей, семнадцатилетний Фрэнсис. По следам Фрэнсиса отправляется группа дознавателей из ближайшей фактории пушной Компании Гудзонова залива, а затем и его мать. Любовь ее окажется сильней и крепчающих морозов, и людской жестокости, и страха перед неведомым.

Стеф Пенни

Современная русская и зарубежная проза
Никто не выживет в одиночку
Никто не выживет в одиночку

Летний римский вечер. На террасе ресторана мужчина и женщина. Их связывает многое: любовь, всепоглощающее ощущение счастья, дом, маленькие сыновья, которым нужны они оба. Их многое разделяет: раздражение, длинный список взаимных упреков, глухая ненависть. Они развелись несколько недель назад. Угли семейного костра еще дымятся.Маргарет Мадзантини в своей новой книге «Никто не выживет в одиночку», мгновенно ставшей бестселлером, блестяще воссоздает сценарий извечной трагедии любви и нелюбви. Перед нами обычная история обычных мужчины и женщины. Но в чем они ошиблись? В чем причина болезни? И возможно ли возрождение?..«И опять все сначала. Именно так складываются отношения в семье, говорит Маргарет Мадзантини о своем следующем романе, где все неподдельно: откровенность, желчь, грубость. Потому что ей хотелось бы задеть читателей за живое».GraziaСемейный кризис, описанный с фотографической точностью.La Stampa«Точный, гиперреалистический портрет семейной пары».Il Messaggero

Маргарет Мадзантини

Современные любовные романы / Романы
Когда бог был кроликом
Когда бог был кроликом

Впервые на русском — самый трогательный литературный дебют последних лет, завораживающая, полная хрупкой красоты история о детстве и взрослении, о любви и дружбе во всех мыслимых формах, о тихом героизме перед лицом трагедии. Не зря Сару Уинман уже прозвали «английским Джоном Ирвингом», а этот ее роман сравнивали с «Отелем Нью-Гэмпшир». Роман о девочке Элли и ее брате Джо, об их родителях и ее подруге Дженни Пенни, о постояльцах, приезжающих в отель, затерянный в живописной глуши Уэльса, и становящихся членами семьи, о пределах необходимой самообороны и о кролике по кличке бог. Действие этой уникальной семейной хроники охватывает несколько десятилетий, и под занавес Элли вспоминает о том, что ушло: «О свидетеле моей души, о своей детской тени, о тех временах, когда мечты были маленькими и исполнимыми. Когда конфеты стоили пенни, а бог был кроликом».

Сара Уинман

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Самая прекрасная земля на свете
Самая прекрасная земля на свете

Впервые на русском — самый ошеломляющий дебют в современной британской литературе, самая трогательная и бескомпромиссно оригинальная книга нового века. В этом романе находят отзвуки и недавнего бестселлера Эммы Донохью «Комната» из «букеровского» шорт-листа, и такой нестареющей классики, как «Убить пересмешника» Харпер Ли, и даже «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Но с кем бы Грейс Макклин ни сравнивали, ее ни с кем не спутаешь.Итак, познакомьтесь с Джудит Макферсон. Ей десять лет. Она живет с отцом. Отец работает на заводе, а в свободное от работы время проповедует, с помощью Джудит, истинную веру: настали Последние Дни, скоро Армагеддон, и спасутся не все. В комнате у Джудит есть другой мир, сделанный из вещей, которые больше никому не нужны; с потолка на коротких веревочках свисают планеты и звезды, на веревочках подлиннее — Солнце и Луна, на самых длинных — облака и самолеты. Это самая прекрасная земля на свете, текущая молоком и медом, краса всех земель. Но в школе над Джудит издеваются, и однажды она устраивает в своей Красе Земель снегопад; а проснувшись утром, видит, что все вокруг и вправду замело и школа закрыта. Постепенно Джудит уверяется, что может творить чудеса; это подтверждает и звучащий в Красе Земель голос. Но каждое новое чудо не решает проблемы, а порождает новые…

Грейс Макклин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги