Узют-каны

У меня сегодня много дела!

Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить…

А. Ахматова

Маруся кашляла надсадно, из нутра. Генка прихрамывал рядом, понимая, как по-идиотски выглядит его глухая физиономия, но ничего не мог с этим поделать. Пахан чувствовал зуд в подраненном ухе и в участках тела искусанных паутами и комарьём. Он очень хотел спрашивать, считая, что заслужил это право, но девушка по-прежнему его игнорировала, а начальник оглох.

Первое время они все разговаривали в полный голос, отдавая предпочтение жестам. Отлежавшись пару часов, жадно вдыхая жизнь, опять поплелись в гору. Встречали камни и вампирующих насекомых. День заканчивался. В лесу темнело с неимоверной скоростью. А потом они увидели красное солнце. Багровый шар торчал прямо над горизонтом, врастая в него и придавая раскинувшемуся перед ними ландшафту розовое марсианское происхождение. «Плато», – подумал или произнёс Молчун.

– Какой платок? – не понял зэка.

Генка услышал его и рассмеялся. Слёзы натужно покатились к носу, он был счастлив, что мог слышать и первое, что услышал, после того, как уши взяли отпуск, походило на каламбур.

– Плато! – чётко определив окончание, повторил Молчун и, как будто этого было недостаточно, широко развёл руками.

Они вышли к отдалённому участку разреза, где один на другой громоздились красные от солнца мексиканско-марсианские курганы без растительности. Место апокалипсиса. Мёртвая зона. Колыбель урбанизма. На одном из курганов чернел силуэт экскаватора. Метров через сто прятались за дробильней камней серые рельсы. Маруся проследила, куда они ведут, сориентировалась и резко повернулась вправо. Экскаватор по-хозяйски возвышался шагах в пятидесяти. Огромная недвижимая махина. Ни звука. Хруст щебёнки под ногами.

Пока они шли к экскаватору, девушка вспоминала Пашу, вернее – его друга, не то Костю, не то Колю. Как-то, завернув на лыжную базу, они долго выпивали у неё, громко спорили о работе, а ей ничего не оставалось, как хотеть спать и слушать их болтовню. После повисшей паузы Пашкин друг внезапно брякнул:

– На шагалку перевели. Десять семьдесят.

И Маруся вздрогнула почему-то. Потом вновь окунулась в дремоту, в которую проникали ничего не значащие цифры. Костя-Коля красноречиво описывал новое место работы. Хохотал над японцами, собирающими привезённую машину. Горделиво выпячивая худущую грудь, рассказывал, как поразил их, закрутив гайку пальцами и пассатижами, когда не нашлось подходящего ключа. Семьсот двадцать тонн. Длина стрелы – семьдесят метров. В десятикубовый ковш свободно въезжает грузовик. Не врал Костя или Коля. Невольно восхищаясь стальным гигантским ковшом, для перевозки которого, возможно, понадобилась целая железнодорожная платформа, она отметила метровые исцарапанные гранитом зубы. Ног, вопреки ожиданию, у шагающего экскаватора не было. Какие-то нелепые бетонные ласты по бокам. Они подошли вплотную, и издалека напоминающий уродливого кузнечика, экскаватор съелся восприятием. Он был настолько огромен, что не помещался в сознание целиком. Базовой платформы высотой в человеческий рост было достаточно на первое время, чтобы захватило дух.

Экскаватор лежал на пузе, за ним тянулся след идеально ровных круглых вмятин. «Как же он ходит?» Вопрос в данный момент показался Марусе неважным. Она подбежала к ковшу и замахала руками, пытаясь разглядеть, есть ли кто в кабине. Маленькая стеклянная будка наверху напоминала застрявший лифт из американских фильмов, ну тот – который ходит снаружи здания. Понимание, что, возможно, пляшет в пустоту, смутило её на некоторое время.

Молчун взобрался по ступеням – скобам на платформу экскаваторской «ноги». Там и нашёл закрытую на висячий замок дверь в обшивке. Замок внушительно смотрелся бы на деревянном сарае, или, в крайнем случае – на гараже, а здесь казался совсем крохотным, что, однако, не мешало ему оставаться прочным. На помощь опять пришёл зэка со своей ненормальной физической силой. Он непринуждённо, Генка сказал бы даже – профессионально, вырвал замок с помощью куска арматурного прута, валявшегося здесь же, на платформе.