Узют-каны

Мёртвый вертолёт надсадно хрипел, разбитая морда прямо-таки излучала ненависть. Надо торопиться, пока он не вздумал излучать что-то другое, не столь безобидное. Остов бывшего тополька, используемый как рычаг, сломался с треском сухостоя, на что Генка разразился потоком брани, после чего, как пишут в анекдотах, грязно выругался. Маруся продолжала держать обломок рычага, не в силах сопротивляться нахлынувшим чувствам. Грязный, задыхающийся, матерящийся Молчун внезапно оказался не человеком. Смотрела, но не видела бледного поцарапанного лица, рваной защитного цвета куртки. Если бы у него вырос хвост или появился нимб над головой, она бы не заметила. Потому что он весь стал нимбом, сгустком светящейся энергии, которую хотелось касаться губами, пить или вжать в грудь, чтобы загорелось сердце. Она любила это чувство, эту секунду, своё желание до такой степени, что хотела умереть. Поэтому сильный шлепок по заднице приняла как должное, более того – с сожалением, что боли так мало.

– Чего вытаращилась? Толкай!

– Обожди, начальник. Не суетись. Счас мы его в лепёху!

Пётр на глазах изумлённого Генки в одиночку прижался к камню. Какое-то время приковывали взгляд непомерно вздувшиеся от усилий вены на шее и руках. Краем сознания понимал, что чуда не будет. Невозможно одному спихнуть эдакую махину! Потом отвлёкся на вертолёт. Тот, видимо, принял какое-то решение. Корпус, обшивка, деформируясь, начали проваливаться внутрь, монстр вжимался в себя, вновь победоносно захрюкали четвертинки винта. Огромные камни как бы задрожали, и два рывка выплюнули вертолёт наполовину. Хотя вертолётом высунувшуюся сжатость кабины можно было назвать с трудом. Меж камней барахталась рыба – помесь акулы с лещом. И лещ продолжал худеть, несмотря на зазубренные разрывы тела. Так ящерица отрывает себе хвост, крыса отгрызает лапу, а разрубленные половины червя корчатся в ожидании ремиссии, мерзко и противно шурша хлюпаньем…

Молчун едва успел подхватить падающего зэка, когда чудо свершилось, и камень покатился по склону.

– Ложись! В нём гранаты! – выкрикнул. – «Ну и силища!» – подумал.

Вертолёт остервенело егозил. Катящийся камень сплющил акулью физиономию. Генка вжал лицо в мокрую рыхлость земли из-под камня и впихнул указательные пальцы в уши…

Он падал в бездонное ущелье, наполненное огнедышащими драконами, и кричал от боли в ушах. Засунутая в гудящую кастрюлю голова подсказывала, что будет дальше. Кровавые сопли из носа. Госпиталь. Импотенция. Нина. Развод. Санаторий. Маруся… Вертолёт! Генка пришёл в себя первым. Но слух вернулся к нему часа через три. Уже было свыкнувшись с мыслью, что до конца жизни будет слушать плеер с севшими батарейками, задворками памяти звука понял – рядом кашляют.

…Когда камень, наконец-то, покатился, Пётр почувствовал облегчение, до предела напряжённые мускулы внезапно оказались бесполезными. Расслабление тут же повлекло его к земле. Турист поймал за одежду, дёрнул, тут же пихнул обратно. А так хотелось увидеть, как всё будет! Не зря-таки на спор баловался и валил чуть подпиленные деревья на зоне. Эх, кто бы заранее предупредил про гранаты?! Туристы… Он вспомнил, как приподнял голову и тут же оглох и ослеп. Обожжённое до этого лицо вновь окунулось в сумасшедшую сауну. Очнулся, задыхаясь, долго отплёвывался и смахивал с головы грязь и кровь, но они вперемешку продолжали сползать за шиворот. Ухо горело. Дотронувшись, обнаружил, что его кусочек – мочка бесследно испарилась. Ладонь тут же измазалась кровью, как назло разнылась рана на лопатке – перенапрягся, забыл о ней впопыхах. Мелкие камушки и осколки вертолёта пробарабанили по левому боку, оставив на плече, спине и ягодицах небольшие, но кучные ссадины. С осколками, видимо, и улетучилась мочка.

Пыль ещё оседала, в ней пахуче горели останки механизма. Взрыв слегка поиграл в кегельбан. Пришёлся вправо – разгромил половину меньшего из камней, а другую откатил в сторону. Второй камень уполз вниз, а третий, виновник, приподняло, стукнуло о второй и опустило. Вдобавок Петра чуть было не раздавило ещё одним камнем, скатившимся сверху. Он подозрительно неустойчиво возвышался над ними. Присмотревшись, можно было разглядеть дождевых червей на его вывернутой поверхности.

Турист, зажав уши, раскачивался и чересчур громко звал девушку. Пахан уже знал их имена. Маруся, по всей вероятности, не успела лечь, и её отбросило взрывной волной в заросли старой крапивы. Она выползала оттуда буквально на четвереньках, ткнувшись лицом в руки и дуя на них. Начальник Генка смешно полез к ней навстречу, напоминая Никулина на полу гостиничного номера в «Бриллиантовой руке». Пахан отвлёкся вытиранием крови листьями папоротника. Когда вновь посмотрел в их сторону, туристы, обнявшись, валялись перепачканные землёй и травами. И тут накренившийся камень пополз. Пётр вспомнил маму, чёрта и едва успел удрать в сторону распластавшейся пары. Как оказалось – зря, камень сполз сантиметров на тридцать и застыл, возможно, на века…

54