Узют-каны

После Пётр не поблагодарил предчувствие, хотя и успел спрятаться за баню, когда придурковатый козёл в исподнем глазел с крыльца на пожарище. Долго курил, ветерок надувал широченную рубаху парусом на спине, бесконечно внюхивался, вглядывался, высматривал и не знал, дурик, что находится под прицелом. Пахан не убил его только потому, что не знал ничего о бабе. Та была в доме, и могла просечь выстрелы. А вот смогла бы ответить на них? Этого-то и не знал. Заманчивое видение кувыркающегося с крыльца тела с красными подпалинами на кальсонах пришлось побороть. Но Пётр возненавидел стоящего перед ним человека! За неторопливость, когда исполин топчет деревню, за то, что вышел, когда мотоцикл почти уже был в руках. Досталось и себе, любимому, на орехи. Мол, набивал утробу, терял время – а мог бы уже катить подальше отсюда. Но злиться на себя Петро не считал обязательным. Ничего ещё не пропало. Всё будет оформлено и подписано. Надо обождать.

И ждал, когда с помощью карты понял, что мост – единственный путь к трассе, которая после пересекается с дорогой. Именно по ней он должен был пилить из зоны несколько дней назад. Позже дорога приведёт в город, название которого Пётр ни разу не слышал. Ждать – всё, что ему оставалось. Он болен и устал. Ноги не подчинялись, могучие плечи отказались нести рюкзак. Ждать – по сути всё, что он умел в жизни.

Но все-таки упустил, прослушал. Виной был треск огня за спиной и ровный шум генератора на том берегу. Петра вытошнило ещё раз, в мозгу тинькнули лопающиеся струны. «Дурак, поджаришься здесь! Ноги! Делай ноги! Они пьяные, спят. Их уже нет. Мотоцикл раздавлен. Хватит валяться!» Не в силах подняться, Пахан пополз на четвереньках, стараясь не тревожить гудящую от звуков и тошноты бедовую голову. Увеличенный в сто крат хруст под днищем экскаватора велел обратить на себя внимание. Пётр увидел исполина и прикинул – тот как раз давит дом, где туристы. Посмотрел на мост и прохрипел ругательство. «Он – легавый! Святые угодники, так и чуял – мент!» Девчонка осталась в фуфайке. Они медленно тащились по бокам мотоцикла, осторожно ступая на покачивающуюся твердь. Мост был старым – некоторые доски настила расшатались – вибрировал под ногами, упруго стуча в подошвы. Если бы Маруся знала, что её мысли об уничтожении моста так и остались мыслями, она бы не придала им большого значения. Природа потом сама распорядится. Огонь только попробует настил зубами, как тот обрушится в реку горящими деревяшками, а через образовавшуюся дыру пожар не прорвётся.

Тем не менее, замешкалась на краю, осторожно руля мотоциклом. Ещё одна забота не покидала. В суматохе сборов что-то забыла. Хотела сделать, но не сделала. Просто забыла, как это часто случается. Она вспомнила, только когда шагнула на твёрдый берег, а в лапы экскаватора с громким треском полыхнуло. Тот, неудовлетворённо ворочаясь, затоптал, сгребая, столбик пламени, опаливший до черноты выкрашенный жёлтым пах. Молчун обернулся, ему надо было видеть, узнать – останется чудовище на том берегу или последует за ними.

– Глубоко здесь? – спросил.

– Метров пять. Утонуть хватит.

– Но не ему. Даже движок не замочит. По колено, можно сказать.

Словно в ответ, экскаватор сменил направление, продолжая гудящее раскачивание, прыгнул к реке. Опять качнулся вперёд-назад, толкнув корпус ещё на два метра. Пара шагов-толчков, и платформа зацепила край покачивающейся лодки, та перевернулась, врезаясь в сустав ноги, разлетаясь в щепки.

– Со свиданьицем, – сострил Пётр.

Он возник из мерзко пахнущей белизны, как дурной призрак. Какой-то неотвратимо новый. И автомат был нацелен на них, можно не сомневаться.

– Тоже переоделся? – ничего более умного Генка ответить не мог. Он ещё на что-то надеялся. Одно время они же были вместе. Почему бы сейчас перед чёрным пеклом бараков им вновь не объединиться?

Маруся сразу поняла – такое невозможно. На мотоцикле можно ехать вдвоём или одному. Третий лишний. Пётр видел – они безоружны. И хотел их убить. Зачем оставлять? Они сумели выбраться из одной западни, смогут ещё раз. Но не стрелял. Откровенно говоря, ему неудержимо хотелось упасть на землю, уснуть – и будь что будет. Голова пропиталась дымом и продолжала плыть. Последняя обойма. Вдруг промахнётся.

– Слушай сюда, мусор. Оставьте железку. Пять шагов назад. На мост!

Классическая сцена: милиционер и преступник. Генка обречённо ухмыльнулся. Вот для чего переоделся! Чтобы приняли за мента. Ещё и укокошит из-за формы. Хотя где наша не пропадала?! Резко одёрнув фуражку, надвинув козырёк на глаза, придавая лицу свирепое выражение, впихнул руки в карманы и, надеясь, что грозно, рявкнул:

– Смирнов, сдавайся! Ты окружён! Там, – кивнул в лесок, – наши люди.

– Назад, ублюдок! Стреляю! – в грохоте рухнувшего барака крик показался невыразительным.

– Опусти оружие и сдайся. Нам про тебя всё известно.

– А хи-хи не хо-хо? – изумился зэка. – Кому сказал – сдавай взад?!

– …года рождения. Восемь лет за …ийство, – звуки тонули в треске огня. – При по. ге убил двоих, …щё двое в боль…це. А что стало с Зубовым? Вор-полрецидевиста?