Узкая дверь

Все эти запахи царили и в доме Блоссом: это были здоровые, приветливые запахи домашнего очага, на свет которого то и дело слетаются его бывшие питомцы. По-моему, именно эти запахи и внушили мне мысль непременно заглянуть на Джексон-стрит после примерки, а потом пешком прогуляться до дому; пусть Доминик и Эмили сами везут все эти коробки. Доминик мое намерение одобрил и сказал, что это даже хорошо, потому что тогда у них с Эмили будет больше времени, чтобы приготовить обед. Услышав слово «обед», я притворно застонала и воскликнула: «Ох, нет! Я даже слышать о еде не могу!», заставив Эмили расхохотаться, Блоссом улыбнуться, а Сесил сказал: «Ты уж привыкай, дорогая, ты теперь тоже Бакфаст», и на какое-то мгновение мне показалось, что мы и впрямь стали настоящей семьей и у нас есть и своя история, и свое будущее, и сколько угодно общих шуток, глупых, но всеми любимых.

Словно по контрасту запах в доме моих родителей всегда казался мне похожим на некий мрачный туннель в прошлое. Лавандовый запах полироля, вонь пригорелого жира, мертвящий запах старых, давно не используемых вещей – например, одежды моего брата, так и висевшей у него в шкафу; его книг, многие из которых так и остались непрочитанными; его пластинок, которые никто никогда не слушал; его музыкальных журналов, порыжевших от старости. Когда я вошла, охваченная каким-то неясным тупым страхом, мама была в своем обычном домашнем платье, отец мыл посуду на кухне, но окно там было закрыто, несмотря на клубы пара над раковиной и жаркое летнее солнце в небесах. Оба не выказали ни малейшего удивления, увидев меня, хотя со времени моего последнего визита прошел уже целый месяц. Я также не почувствовала ни капли той бурной энергии, что буквально кипела в них обоих в тот день; ими, похоже, вновь овладело привычное безразличие ко всему на свете. Но еще хуже было то, что радиоприемник отец снова настроил на одну из номерных станций, и сквозь пелену статического электричества упорно пробивался вроде бы женский, но какой-то совершенно нечеловеческий голос, монотонно перечислявший набор чисел.

Я приняла из рук отца чашку чая с молоком и слегка зачерствелое печенье «Бурбон», а потом спросила, были ли у них еще какие-нибудь гости. Мне по-прежнему не хотелось ни произносить имя Конрада, ни подыгрывать родителям в их тщательно подпитываемых иллюзиях; мне просто нужно было узнать, приходил ли к ним снова тот человек, утверждавший, что он мой брат, и если приходил, то с какими подарками он от них ушел.

– Ах, Конрад был вынужден срочно уехать, – признался отец, осторожно покосившись на мать. – У него работа такая – очень много разъезжает. А вечно ждать он не мог.

– Чего он не мог вечно ждать?

– Тебя, разумеется, – сказал отец. – Он хотел, чтобы ты была готова, Бекс. Говорил, что готов дать тебе столько времени, сколько потребуется. Но на все лето он остаться не мог. У него ведь своя жизнь. Вот ему и пришлось к своим обязанностям возвращаться. Но он обещал держать с нами связь. Сказал, что вернется, как только ты будешь готова с ним увидеться.

– Сколько же вы ему дали? – напрямик спросила я.

Мой наглый вопрос так огорчил отца, что у него, по-моему, даже лицо осунулось.

– Ох, Беки, – сказал он укоризненно. – Ведь это же Конрад! Я понимаю, какие у тебя могли возникнуть чувства, но, клянусь, на этот раз все совсем не так, как раньше.

– Если вы дали ему денег, то все именно так, как раньше, папа, – отрезала я, изо всех сил стараясь не заплакать, хотя глаза у меня подозрительно щипало, да и в душе моей разгорался гнев, вздымаясь, точно пламя, внезапно вырвавшееся из-под земли. Я знала, что у моих родителей имелись кое-какие сбережения – в основном на счету Конрада, куда они сразу положили приличную сумму, основав фонд по розыскам моего брата. Розыски, разумеется, захлебнулись, но тысяч сорок на счету все же осталось; это давало небольшой доход, хотя условия вклада и были не слишком выигрышными. Естественно, мои родители с самого начала категорически отказывались пользоваться хотя бы этими процентами со вклада. Небольшие каникулы вам обоим очень даже не повредят, сотни раз твердила им я; или предлагала им, например, переехать в новый, более современный дом, однако ко всем подобным идеям они относились с тем же ужасом, что и к моему предложению переделать комнату Конрада в детскую для Эмили.

– Не говори так, Беки, дорогая. Это же его деньги. И всегда были только его деньгами. – Отец так старательно избегал моего взгляда, что у меня зародились самые худшие подозрения. И, увы, я оказалась права.

– Вы ведь не отдали ему все-все? Папа, пожалуйста, скажи, что не отдали!

Отец пожал плечами:

– Ты не понимаешь…

– И часто он у вас с тех пор бывал?

Мать явно начинала нервничать. Ее руки, лежавшие на коленях, обтянутых домашним платьем, дергались и шевелились, как клубок червей в банке рыболова.

Отец предупреждающе на меня глянул.