– Но не можешь же ты обойтись без свадебного платья? – Доминик был искренне удивлен. – Нет уж, так нельзя. Мама еще со времен нашей помолвки мечтает о свадебном платье. А шьет она действительно очень хорошо. И сразу поймет, что подойдет тебе лучше всего.
В общем, и этот вопрос был решен. Договорились, что платье будет бледно-кремовым. Эмили будет идти впереди и рассыпать передо мной цветы, а следом за мной – сестры Доминика, они же подружки невесты, в персиковых платьях, как на свадьбе королевы Виктории. Вскоре мать Доминика пригласила нас на ланч, сказав, что после него будет примерка платья.
– Как бы тебе, мам, не пришлось это платье на целый размер увеличивать, когда Бекс все это съест, – усмехнулся Доминик, увидев заставленный кушаньями стол.
– Ничего, ей не вредно и немного мяса на костях нарастить, – возразила Блоссом, накладывая мне на и без того уже полную тарелку и цыпленка, и креветок, и рис.
У Блоссом была специальная швейная комнатка, некогда служившая спальней, но теперь битком набитая рулонами ткани, коробками с кружевами и мотками разноцветной шерсти, а на рабочем столе стояли рядышком две швейные машинки. Возле двери высился портновский манекен.
– Да, заодно захватите с собой кое-какие старые вещи Доминика, – сказала мне Блоссом. – Я их все в коробки сложила, чтобы место освободить. – И она указала на три картонные коробки, стоявшие под дверью. – Я давно собиралась вещи разобрать и чистку устроить, – продолжала Блоссом, – а потом подумала, что, может, тебе интересно будет во всем этом порыться, узнать, каким был Доминик в детстве. Я, наверно, кажусь тебе чересчур сентиментальной, дорогая, – и она перевела взгляд на стену, увешанную фамильными фотографиями в рамках, а я издала некий невнятный звук, который, надеюсь, она восприняла как одобрительный возглас. – И, разумеется, все эти платья, – она указала на чей-то портрет, – тоже я сшила. Вот здесь Виктория в моем платье, а здесь – Майра и Эстелла. – Она улыбнулась и обняла меня рукой за голые плечи. – Я шила свадебные платья
Я сразу почувствовала себя не в своей тарелке. Уже не впервые Блоссом давала мне понять, как именно мне следует начинать семейную жизнь. Интересно, что там ей наобещал Доминик? Неужели все-таки дал ей основания поверить в то, что я вскоре оставлю работу в школе?
Но Блоссом уже снова вернулась к теме свадебного платья:
– Давай, дорогая, снимай свои джинсы и топ, я тебя обмерю, а потом мы взглянем на ткани.
Оказалось, что ткань для моего свадебного платья уже куплена: это был чудесный шелк-сырец почти белого цвета. Блоссом ловко обернула меня куском этого шелка, восхищенно прищелкивая языком и кивая в такт собственным мыслям.
– Мне сразу показалось, что тебе подойдет что-нибудь простое, в классическом стиле. Обнаженные руки. Длина, возможно, три четверти…
Я позволила ей сколько угодно вертеть меня и обертывать. Чувствуя себя бабочкой в коконе, я лишь время от времени улыбалась и старалась говорить именно то, чего Блоссом от меня и ожидала, хотя сама ни особой радости, ни простого любопытства не испытывала. Я продолжала думать о Кристофере Милке и о том, как он извинился передо мной за то, что случилось восемнадцать лет назад. Жаль, что у меня тогда не хватило мужества продолжить этот разговор.
– А как на это смотрят твои родители? – спросила Блоссом. – Волнуются, должно быть, ужасно.
Я улыбнулась и кивнула с максимальной убедительностью. На самом деле я уже две недели с родителями не виделась и даже по телефону с ними не разговаривала после того, как они заявили, будто Эмили Джексон была всего лишь моим
– Я так мечтаю с ними познакомиться, – сказала Блоссом. – Они, должно быть, очень тобой гордятся.