Узкая дверь

Я, конечно же, напрочь позабыла о нашем с Конрадом общем дне рождения. Вообще-то я всегда старалась избежать прихода к родителям в этот день. Да и праздновали они всегда исключительно рождение Конрада. Но на этот раз этот «праздник» чисто случайно совпал с днем моего еженедельного визита.

– Э нет, на сей раз тебе придется прийти! – воскликнула мама даже с каким-то ликованием. – Ведь теперь Конрад возвращается домой насовсем.

Жаль, что человека почти никогда не убивает само падение, сказала я как-то своему терапевту. Он умирает только после распроклятого удара о землю. Мои родители пребывали в состоянии свободного падения уже много лет, и уже много лет я с ужасом ждала того момента, когда они наконец «ударятся о землю», то есть осознают, что Конрад мертв. Однако осознание этого так и не наступало, и я, видимо, была приговорена к пожизненному ожиданию.

– Ох, мама! – Вкус во рту у меня был такой омерзительный, словно кто-то напихал туда целую горсть мелочи, вымочив ее в бренди. – Мы ведь столько раз с тобой об этом говорили. Конрад никогда домой не вернется. Что бы с ним тогда ни случилось, теперь все кончено. И тебе нужно все-таки попытаться…

– Да нет, он действительно возвращается! – Она даже засмеялась от радости. Лицо ее так и светилось. – Он нам написал, Ребекка! Мы вчера от него письмо получили. Его так долго не было дома, но теперь наконец-то…

– Нет, – сказала я. – Пожалуйста, мам. Не начинай все сначала.

Раньше тоже, конечно, такое случалось. Несколько раз, когда я подростком еще жила дома, мы получали письма от людей, утверждавших, что знают Конрада; а кое-кто даже утверждал, что он и есть Конрад. В целом таких писем было, наверное, десятка два, и каждое приносило с собой мучительное возрождение надежды и последующее разочарование. Мне так хотелось сказать ей: мама, именно возродившаяся надежда и способна тебя убить. Ибо именно крушение надежд в первую очередь и убивает, когда человек в очередной раз с треском падает с небес на землю.

Но тут вмешался отец и, озабоченно поглядывая на маму, возразил:

– Нет, Беки! На этот раз действительно все иначе. Совсем не так, как с теми авантюристами. Это письмо действительно написал он, наш мальчик, у нас нет в том ни малейших сомнений. – Он ласково обнял меня за плечи своей теплой рукой. – Он ведь и о тебе спрашивал. Спрашивал, как там малышка Бекс. Да пойдем, дорогая, я тебе это письмо покажу.

– Пожалуйста, пап, не надо.

Но отец уже вел меня к камину. Там на полке возле часов под портретом Конрада лежал какой-то конверт. Еще мгновение – и отец подал мне его; конверт был из хорошей плотной бумаги, адрес написан от руки, почерк уверенный, буквы округлые…

– Вот, дорогая, сама прочти.

А мне вдруг захотелось убежать. Убежать и никогда больше сюда не возвращаться. Но, к сожалению, это полностью противоречило моему характеру. Видите ли, Рой, если у меня появляется враг, то я непременно должна ему противостоять. Разумеется, мне и в голову не могло прийти, что это письмо действительно написал мой брат. Все подобные сценарии мне были уже известны, но реальным фактам соответствовал только один: мой брат мертв, вполне возможно, похищен тем, кого моя травмированная память по-прежнему отказывалась идентифицировать и воспринимала не иначе как некое чудовище. Дети вообще воспринимают мир иначе, чем взрослые. Они как бы пропускают реальные факты, с которыми столкнулись, сквозь фильтр волшебных сказок и метафор. То существо, которое я называла мистером Смолфейсом, на самом деле являлось олицетворением моего страха, но ведь кто-то же из реальных людей послужил триггером этого страха, и это явно был обыкновенный живой человек.

Некоторое время я просто вертела этот конверт в руках. Почтовый штемпель был расплывчатым, нечитаемым. Обратного адреса не было вовсе, имелся только наш, написанный совершенно правильно вплоть до почтового индекса.