Узкий круг

- Не ценишь нашей компании, - с досадой сказал Цыганкову Иван Иванович. - Все вознестись хочешь, как петух. Вот прими, Володя, рюмку, охолонь.

- О, вы хозяин! - насмешливо протянул Цыганков. - А мы перед вами малые людишки, вечные младшие научные сотрудники... На нас и прикрикнуть незазорно. Кто ж осудит хозяина?

- Верно: хозяин, - кивнул Иван Иванович. - Даже пансионат мой. Построил для своих работников... А как ты тут очутился, не пойму. Взятку небось дал? Ты ведь тоже мнишь себя хозяином?

- Иваныч! Голубчик! - вмешалась Марго, надвигаясь на него грудью и сдвигая ему набок тяжелый каракулевый "пирожок". - С кем вы спорите? Прямо бог Саваоф и муравей!

- Бог Саваоф! - хмуро повторил Иван Иванович. - Так пусть не богохульствует... Хорошо сидим. На природе. Культурно. Пригласили молодежь для веселья. Чего ж выкобениваться? - Он хмыкнул, но закончил вполне миролюбиво: - Места на всех хватит. А на лето приглашу, может, строить здесь новый корпус...

Цыганков отвернулся от него, выключил магнитофон и буркнул:

- Хватит ему сипеть.

Кажется, у него пропала охота задираться. Он отошел к костру, постоял над мерцающими углями, подкинул в них дров.

- Покатаемся? - снова предложил Шурочке Игорь Андреевич. - По ночной дороге да в саночках?

Шурочка не отвечала, смотрела на Цыганкова.

- Покатаемся? - повторил Игорь Андреевич.

- Иван Иванович, зачем вы так разговаривали с Володей? - задумчиво спросила Шурочка. - Вы же нас унижаете. Почему? Потому что можете пригласить его строить вам корпус? Потому что он не такой, как вы?

- Шура, прекрати! - велел Цыганков. - Не лезь в мужские дела.

- Забавно! Кого я унизил? - удивился Иван Иванович. - Только одно замечание сделал.

- Нет, вы всё прекрасно понимаете, - возразила Шурочка.

- Мать, кончай взбрыкивать, - недовольно сказала Марго. - Никто на тебя не покушается, дыши спокойно.

- Почему ты молчишь? - спросила Шурочка у Цыганкова. - Конечно, они сильные, они все могут... Размазня ты, Володя!

- Александра, к чему эти семейные сцены?! - раздраженно ответил Цыганков. - Избавь. Хочешь, покатайся на санках!

- Заткнули тебе рот, - негромко произнесла Шурочка.

- Да, мать, прокатись, - добавила Марго.

- Володя, чего ты испугался? - спросила Шурочка. - Пусть ты не сильный мира сего - разве это главное?.. - Она шагнула к нему, взяла под локоть. Пошли отсюда?.. Ну пошли?

Цыганков тихо и очень внятно ответил:

- Я тебя прошу: покатайся сейчас на санках!

- Я уйду одна, - пригрозила Шурочка.

Цыганков подвинул ногой неровно горевшее полено и ничего не сказал.

Несколько мгновений она смотрела на его четко обрисованный профиль с движущимися по нему отсветами и ждала. Потом запахнула ворот, подошла к Игорю Андреевичу и попросила отвезти ее в пансионат.

7

Вечером, после семи, Митя должен был привести свою невесту к родителям на смотрины. Хохловы издавна знали ее как одноклассницу дочери, но тем не менее ждали с беспокойством, надеялись действительно рассмотреть в ней то, что подвигло сына к женитьбе.

Митя предупредил, что не надо никаких торжественных застолий, достаточно шампанского и торта. Однако был приготовлен настоящий ужин: икра, грибы, тушеная утка с яблоками, пломбир. В хохловском кабинете поставили стол, который обычно лежал в разобранном виде под супружескими кроватями. В центре стола сияла хрустальная ваза с темно-красными розами; их купил на рынке сам хозяин и на вопрос жены: "Сколько уплатил?" - лишь махнул рукой. Конечно, зимой цветы стоили недешево, но Хохловы могли позволить себе такую роскошь, да и не в цветах было дело, а в том, что отец и мать были поражены решением сына и не знали, как к этому относиться. Они лишь знали, что у Ирины до Мити уже была любовь с другим юношей, а может быть, и не только с ним одним, поэтому смотрели на Митины встречи с ней как на что-то временное, чему не придают большого значения. Теперь все менялось. Они были растерянны и винили себя в гнилом либерализме. Что было делать?

"Я готова Ирину полюбить! - решительно сказала Хохлова. - Пусть она почувствует, что мы ей рады. Ты тоже должен ее полюбить". Она вспомнила, как трудно привыкала к ней свекровь, и надеялась избежать подобного начала. "Повтори за мной, - потребовала Хохлова от мужа. - Я люблю Ирину. Из нее выйдет чудесная жена Мити".

"Дай бог, - ответил Хохлов, не желая повторять ее установку. Однако она продолжала настаивать, начала массировать пальцами виски, упрекать его, и тогда он был вынужден произнести: "Пожалуйста, если так тебе хочется, я готов полюбить Ирину".

Надо было начинать добром.

Оба чувствовали, что заканчивается вся прежняя жизнь и что отныне единство семьи уже не будет зависеть только от них.