Узкое ущелье и Чёрная гора

Был поздний вечер. Но так как о прибытии экспедиции было известно заранее, их встретили великолепным ужином, в котором приняли участие каймакам (окружной начальник), бургомистр и другие почетные лица. Боссерт, благодарный, но как всегда нетерпеливый, тут же начал задавать вопросы.

«Львиный камень» возле Кадирли? Никто из присутствующих никогда не слышал о нем. Но Боссерт не успокоился. Нет ли кого-нибудь, кто хорошо знаком с окрестностями, кто бродил по ним пешком или верхом?

До одиннадцати часов вечера в ратуше перебывало человек десять, рассказавших самые невероятные истории об окрестностях Кадирли, но о «Львином камне» никто ничего не знал. Никто никогда не видел в лесу скульптур, древних стен или тем более камней с надписями и не слышал ни о чем подобном. Наконец, в одиннадцать часов последним явился учитель Экрем Кушчу и заявил ко всеобщему удивлению: конечно! Он видел этот камень, и не раз. Во время своих странствий он посетил его раза четыре и готов отвести туда путешественников. По его мнению, завтра будет хороший день и поэтому им предстоит приятная поездка верхом, которая продлится всего часов пять-шесть.

«Мы провели очень приятную ночь в Кадирли», — так заключил Боссерт свой отчет об этом дне. Он еще не представлял себе, что его ожидало по прибытии на Каратепе.

На следующее утро в половине девятого были поданы лошади. День был прекрасный. Дорога шла по равнине и, постепенно извиваясь, уходила в горы. На востоке виднелись покрытые снегом вершины Антитавра. Перед путешественниками постепенно вырастал горный хребет, носящий название Каратепе. Через несколько часов пути перед ними предстали такие густые джунгли колючего дрока, что они вынуждены были спешиться и продолжать продвижение, карабкаясь по едва заметной пастушьей тропе. Достигнув вершины, путешественники увидели необозримую вереницу темных вершин и долин, и под ними извивалась, образуя петли, желтая от глины, бурно пенящаяся река Сейхан, древний Пирам. Окинув взглядом окрестности гор, покрытых галькой и обломками скал и заросших колючим дроком, они увидели «Львиный камень».

Ко они увидели и большее. «Львиный камень» был некогда цоколем статуи, и эта статуя, сильно поврежденная, без головы и рук, лежала рядом. На ней была надпись. Рассмотрев знаки, Боссерт признал их семитскими и на мгновение ему стало досадно: неужели он натолкнулся лишь на следы случайно занесенных сюда семитских поселений?

Мы приведем некоторые соображения, доказывающие, как трудно ученому в момент открытия правильно оценить находку и каким осторожным он должен быть в своих первых высказываниях. Весьма поучителен в этом отношении следующий пример: в 1954 году неопытные египетские археологи в таких тонах сообщили о новых находках в Гизехе и Саккаре (Барка мертвых и пирамида с саркофагом), что вся мировая печать пришла в волнение. Однако вскоре, при более подробном рассмотрении, выяснилось, что находки в научном отношении не представляют особого интереса.

Принимая во внимание величину камня, Боссерт предположил, что он был обработан в ближайших окрестностях. Однако это был темный пористый базальт. Вокруг было много камня, но базальт такого цвета нигде не встречался. Скульптура и цоколь были бесспорно хеттского происхождения, надпись же — семитская (Боссерт в то время считал ее арамейской; впоследствии оказалось, что она финикийская). Пока Халет Чамбел занималась фотографированием и пыталась сделать слепок, Боссерт, насколько позволяла буйная растительность, обследовал окрестности статуи. Ученый нашел фрагменты рельефов, в которых можно было узнать мужскую голову и половину человеческой фигуры. Наконец он наткнулся на несколько, к сожалению мелких, обломков с иероглифами.

Внезапно Боссерта осенила мысль. Перед ним были семитская надпись на хеттской скульптуре, и здесь а. с были иероглифические знаки. Если эти иероглифы действительно хеттские, а обе надписи находятся рядом, то возможно, что находка представляет собой билингву, двуязычную надпись, найти которую ученые мечтают десятилетиями. Но Боссерт тут же отверг эту мысль.

Они провели на Каратепе лишь три часа, нигде еще не начали раскопок, и впечатления были самыми поверхностными — любое толкование могло быть преждевременным.

Боссерт и его спутники поспешили отправиться в обратный путь, чтобы темнота не застигла их в джунглях, и через полтора часа верховой езды прибыли в соседнюю деревушку Кизююсуфлу. Сидя до самой ночи у лагерного костра, окруженный крестьянами, собравшимися из любопытства, Боссерт знал, что еще вернется на Каратепе.