– Нет. Но это вопрос времени.
– Вы депортируете его в Россию?
– Нет. Его будут судить по местным законам, – удивленно округлил глаза говоривший. – Он убил здесь.
– Послушай, коллега. – Устинов вымученно улыбнулся. – Ты не мог бы мне позволить задать ему несколько вопросов?
Он не раскрыл всех карт. Не сказал, что Смолянский давно в розыске в России. Потом. Не сейчас.
– Что за вопросы? – Местный полицейский сразу насторожился. Склонил голову к плечу. – Ты пытаешься ему помочь?
– Нет. Мне надо найти старика. Живым. Я надеюсь, что он…
– Это вряд ли, – выкатил нижнюю губу полицейский, пригладил светлые волосы на макушке. – Его нет. Иначе он бы объявился.
– Позволь мне поговорить со Смолянским.
– С кем?! – глаза полицейского снова по-совиному округлились. Он заглянул в папку. – Серегин. Это Вадим Серегин. Ты что-то перепутал, коллега.
И он почти счастливо улыбнулся.
Если честно, этот русский с удостоверением полицейского его напрягал. Если бы не его удостоверение, его запросто можно было бы тоже отправлять в камеру к его соотечественнику.
Он, кажется, прибыл на их остров, чтобы разыскать сестру? Не нашел. И сразу начал осматривать остров, чтобы привлечь сюда туристов из своей страны. И снова не вышло у него. Он сблизился с семейством Ирве и их соседом, в результате сосед пропал, а его дом залит его собственной кровью.
К этому русскому тоже были вопросы. И один из них: почему он называет арестованного другим именем?
– Вот. Он в розыске.
Устинов со вздохом выложил перед полицейским затертый на сгибах портрет Смолянского, сделанный в профиль и анфас. И повторил:
– Он у нас в розыске.
– По делу? – задал лаконичный вопрос местный коп, вертя в руках бумагу с физиономией арестованного им лично человека.
– По делу о разбойном нападении, повлекшем за собой смерть двух и более лиц, – процитировал статью Уголовного кодекса Устинов. – Серьезное преступление. Если учесть, что он ранее был судим, то ему запросто может грозить высшая мера наказания.
– Расстрел? – ахнул полицейский.
– У нас мораторий на смертную казнь. – Устинов осторожно вытянул из его рук свою бумагу. Снова свернул ее и убрал в карман куртки. – Ему светит пожизненное заключение.
– Поэтому он оказался здесь под другим именем! – догадливо улыбнулся полицейский.
– Думаю, да, – ответил ему напряженной улыбкой Устинов.
– Он скрывается от правосудия! О-го-о-го! – издал он какой-то победоносный клич. – А шериф… Шериф как-то узнал. У него в России родственники. Они гостят здесь иногда. Тоже коллеги. О-го-о-го! Вот и мотив! Вот и мотив…
Он уставил в сторону коридора, где располагались камеры предварительного заключения, задумчивый взгляд. На его бледном лице застыло странное выражение. Смесь радости и неуверенности. Он будто боялся поверить в удачу. Будто боялся проиграть, хотя ставки, казалось, были высоки и беспроигрышны.
– Ты приехал за ним?
Полицейский глянул на Устинова, почти нежно поглаживая папку с начатым делом, в которой и было-то всего восемь листов. Это были протоколы осмотра места происшествия, допроса подозреваемого и краткий отчет лаборатории.
– Ты приехал, чтобы арестовать его и отправить в Россию, – уже не спрашивал, просто говорил он, будто сам с собой. – Чтобы судить там. Но он снова сотворил зло. Может, намеренно. Сидеть в нашей тюрьме гораздо удобнее, чем в вашей.
В последних словах было много пафоса, но Устинов не стал протестовать.
– Ты хотел допросить его. О чем? Что за вопросы? Это касается старого преступления?
Устинов нехотя кивнул.
Полицейский, чин которого ему не удавалось распознать, поскольку он не разбирался в их погонах, снова погрузился в размышления. Думал гораздо дольше, чем Устинов ожидал.
– Хорошо, – наконец кивнул он. – Я разрешу тебе с ним поговорить. Но чтобы в рамках. Международный скандал мне не нужен.
Ого! Вот он, оказывается, до чего успел додуматься.
Он вытащил из ящика стола огромную связку ключей, издали напоминающую металлический шар. Прицепил к поясу дубинку. Встал и кивком позвал Устинова за собой. Они друг за другом пошли узким коридором к самой последней, четвертой двери по левой стороне. Ловко перебирая в руке громадную связку ключей, полицейский выбрал нужный, вставил в замочную скважину и несколько раз повернул. Тяжелая толстая дверь распахнулась бесшумно.
Узкая комната с единственной кроватью и зарешеченным маленьким окошком под потолком. Откидной столик, табурет, привинченный к полу. На нем, опираясь о стену, сидел сейчас Смолянский с крепко закрытыми глазами.
– Встать! – приказал ему полицейский, входя в камеру.
Смолянский открыл глаза, медленно поднялся. Улыбнулся Устинову почти как другу.
– Руки за спину!
Смолянский послушно сцепил руки за спиной.
– Отвечать на вопросы! – излишне громко и свирепо приказал местный коп.
Смолянский едва заметно кивнул, не сводя взгляда с Устинова.
– Спрашивай, мент, – процедил он сквозь зубы.
– Кто такой брат? – спросил Устинов.
– Брат – это, мент, родственник такой. Ты не знал? – Он хамовато хмыкнул.
– Ты часто звонишь ему, кто он?! – повысил Сергей голос.