Узнай Москву. Исторические портреты московских достопримечательностей

То, о чем мы здесь рассказали, - не частный случай из нашей жизни. Ибо подобные болезненные явления создают нездоровую атмосферу в среде архитекторов, уводят нас от наших творческих вопросов, отбрасывая к самым гнусным порядкам, возможным только в условиях капиталистической действительности. Мы не сомневаемся в том, что советская общественность по достоинству оценит деятельность Щусева». Авторами этой своеобразной биографии своего начальника выступили Савельев и Стапран. Они давно уже затаили обиду на Щусева, считая, что он примазался к их проекту, пытается присвоить авторство. Действительно, и сейчас трудно определить - в какой части каждый из трех зодчих внес свой вклад в проект гостиницы. Это, скорее, вопрос профессиональной чести каждого из них. Но после того знаменательного диалога с Молотовым на съезде этическая проблема переросла в политическую. По сути, увидев, что Щусеву указали на место, его недоброжелатели, «друзья» и «приятели», поняли, что настало время поплатиться с ним и за его успех, и за славу, и за привилегии, короче говоря, за все то, что называют «положение в обществе».

Удивляет резкий тон статьи, кажется, что написана она не обидевшимися зодчими, а каким-то более значимым лицом, взявшим на себя полномочия решать, кто может, а кто не может участвовать «в созидании величайших памятников истории».

Величайший памятник - это, конечно, не гостиница, а мавзолей. Так что автором этого сооружения мог быть объявлен и другой человек.

Если рассматривать эту статью не только как сведение личных счетов со Щусевым, а в более широком контексте, то она вполне вписывается в стиль управления советским искусством в 1930—1950-е годы. Подобные публикации ставили своей целью оказать давление не только на архитекторов, но и на писателей, композиторов. Возьмем хотя бы статью 1936 года в «Правде» -«Сумбур вместо музыки», направленную против Дмитрия Шостаковича, обвиненного во всевозможных тяжких грехах, и в том числе в формализме. Статья больно ударила по композитору, отбив желание и у многих его коллег высовываться, особенно зловеще звучали следующие слова: «Это игра в заумные вещи, которая может кончиться очень плохо».

И статья в «Правде», и последовавшие за ней «письма в редакцию» от неожиданно прозревших коллег Щусева, и публикации в других изданиях били по вчерашнему корифею прямой наводкой. В ответ ошеломленный Щусев послал было телеграмму в Союз архитекторов с просьбой защитить его честную репутацию от «грязной клеветы Савельева и Стапрана». Однако в родном союзе его не поддержали. Более того, уже через день после выхода газеты, 2 сентября 1937 года, была собрана партгруппа Всесоюзного и Московского союза архитекторов под председательством Каро Алабяна, на которой вчерашние коллеги будто соревновались в том, как больнее ударить по Щусеву. Оказывается, что у Щусева «антисоветская физиономия», что он как царский академик не имеет права называться академиком советским, и самое главное, что он есть самый настоящий классовый враг, в отношении которого должно принять самые срочные радикальные меры.

Собралось и правление московского отделения Союза советских архитекторов. Вчерашние ученики и соратники принялись выливать на него потоки грязи. Вот лишь некоторые выступления. Архитектор Гольц: «У Щусева нет творческих принципов, идейно-творческой линии. Он ничего не ищет, а только штампует и фабрикует. Ведь он часто говорил: “Берите все стили и комбинируйте”. Комбинируйте! Вот какой “символ веры” был у архитектора Щусева. И по какому праву он считался “ведущим” советским зодчим? Когда смотришь произведения и проекты, подписанные Щусевым, то видишь множество рук. Разнобой, разностилье, какофония, как будто это делала не одна уверенная рука мастера, а несколько рук мастеров и подмастерьев. Это и неудивительно, ибо на Щусева действительно работает множество рук». Архитектор Вайнштейн: «Союз и отдел проектирования либеральничали со Щусевым, боялись его “обидеть” и тем самым способствовали его антигосударственной деятельности». Обращает на себя внимание, как быстро разнообразные претензии к зодчему (и обоснованные, и не совсем) оформились в такие понятия, как «дело Щусева» и «антигосударственная деятельность». А это уже термины из уголовной практики.