Узнай себя

Честный функционер, прислушивающийся. Без Эпштейна будет скучно, говорю я ему, и он соглашается. Явно делая мне уступку, он спешит признать, что не нужно примысливать русскому началу исключительность. Я ему наоборот говорю что даже очень нужно. Как же не исключительность. Русский стоит на краю, он нищее и беззащитнее всех, он у стенки, в углу. И он не бежит, знает что больше там стоять некому, он и стоит. Никаких уже других русских, которые возьмут на себя самое безнадежное, самое проигрышное дело, нет. Как же не исключительность.

8.12.1988

Американский журнал. Как легко, гладко и много говорится, даже серьезно и нужно, откинувшись в кресле на крыльце за чаем на волюшке полной или перед серьезными студентами. Какая жизнь. Но какая замороченность идолами. На этот раз «постмодерн», против т. е. «гегемонизма» разума, монополий, капитала, колонизации, за игру, альтернативы, против «мужского нейтрального», т. е. против невольной образцовости мужского. Под знаком женского слабоумия, люди опустили руки. В этом опять страшная сила, в этой отпущенности ума на полную волю, страшная, всепобеждающая. Ум играет. Плюрализм. Чего не хватает, так это как везде и всегда: посвященности, безумия, горячки, неотступности. — Итальянская поделка «Христофор Колумб», с итальянской полевой красоткой в роли его жены, с сексуальной революцией между туземной красоткой и юным европейцем в воде. Люди приплывали в Америку вооруженные, свирепые, голодные и подчинению туземцев радовались. И Ермак был еще страшнее. Голова идет кругом: как много дано человеку, материки. И снова дано, и еще раз дано.

2.2.1989

Сколько у нас у всех должно быть разнообразных замыслов, соображений, решений о Василии Васильевиче Розанове, и всего этого все-таки как будто бы явно еще мало и мы чувствуем что на самом-то деле нужнее понять что-то одно и совсем может быть простое. Розанов был голос, говоривший с его, Розанова, согласия во всю ширь русского слова; и всё сводится вот к чему: такое доверие слову еще возможно или уже человек не отдаст себя всего слову, его свободе, ничего не отдаст и ничего не возьмет, кроме как расчислив и распланировав. Организация, даже будь она собрана в железный кулак, не разродится уже ничем, что пережило бы человека, и даже ничем, что бы человеку помогло. Какая наша удача, что есть еще русский язык, который не весь подточен умыслом всеобщего планирования или умыслом всеобщего разрушения по логике чем хуже тем лучше. Какая удача для нас, что мы сегодня еще умеем по крайней мере слышать Розанова не как мыслителя с оригинальными взглядами, а как орган речи, такой, что пожалуй мы не ощущаем всех узлов, которыми это слово связано с временем, с почвой, с воздухом, с прошлым, с настоящим, с будущим, но чувствуем что эти узлы настоящие, что слыша это слово мы слышим сами себя, свою и страны неразгаданную загадку.

Флоренский, который видел оплошность Розанова в том что у него слово принадлежит минуте и улице, — как ошибся! Какая малость, минута, как хочется утвердиться на вечном, прочном основании. Но слову, если оно правда, разве этого мало. «Бог вначале создал Розанова», вот этого пишущего ниоткуда в никуда, как дышащего, а уже из Розанова пошло всё. Каким чудом всё еще держится мы не знаем, но мы знаем одно, что человек должен быть готов вот к этому: что не стратегия и не хитроумие и тем более не зло в какой-то расчетливой смеси с добром и не надежда на единомышленников помогает, а то, что Василий Васильевич называл вздохом, когда голова кружится от захваченности, и келейные расчеты осыпаются, и стены расступаются, и уже не важно, есть ли надолго чем дышать и много ли осталось ходить по земле, потому что не стоит и дышать, не стоит и ходить, если вместе с минутой существования нет воли слову этой минуты — не моему, а тому, которое есть как бы само собой и которое человеку бы только расслышать и потом не переврать.

6.2.1989, [для семинара по Розанову в ИМЛИ]

Хабермас недоволен «немецкими мандаринами». Пророки человечества. Какие еще пророки! будут нам говорить нереалистические вещи. Не лучше ли убрать их как-нибудь с трибуны, чтобы не расхолаживаясь заниматься своим важным организующим делом, составлять представление о мире, общаться, в конце концов налаживать контакты, так необходимые в наше время между людьми. «Пророки человечества», в какую степь они нас заводят. Впрочем, если не очень долго, послушаем для пикантности как скрипит их старая телега, чтобы втайне лишний раз полюбоваться своим отлаженным пневматическим колесом, своей хорошо смазанной речью. Пусть. Должно же быть и смешное. Сами по себе никакие пророки нам конечно не нужны.