Только от страха можно пересилить страх. Фрейдовский страх жуткого тирана–праотца Ломит, крушит. Честь Фрейду, что он восстановил это в слащавом современном христианстве. Твоя мягкость, уступчивость, податливость? Лучше на самом деле не податливость. Лучше на самом деле до сих пор сопротивляться всякому страху кроме страха Божия, свежего, живительного.
26.10.1990
Пушкин в первых редакциях просто никуда не годится, не лучше чем в своем сыром поведении. Но потом он пишет первый, второй беловик и подает свою руку чему‑то что им пользуется, через него пишет. Medium.
Красота слепого, сомнамбулического движения ума.
10.11.1990
Что делать, куда деться от могильщиков. По центральному радио предлагают исповедания новейшего философа, напечатанные в центральной прессе под заголовком «Оставь надежду и живи». Ты врешь, философ. Я оставлять надежду не хочу, никакую и никогда. Я лучше тебя знаю, что все безнадежно безысходно и надеяться поэтому можно только на то что абсолютно невозможно. Намного лучше тебя знаю, и именно поэтому никакую надежду оставлять не буду, никогда, ни за что. Оставь ты, развалина. Против всякой надежды я буду надеяться.
У Бунина в «Натали» и везде то, о чем мы часто говорим, вернее, чем всё чаще живем: восторженным изумлением перед тем как безошибочно, безотказно через ткань жизни работает, вернее, как вся ткань жизни сработана одним — простым, самозабвенным. Первой любовью.
Философ от испуга решил с запасом: ну, значит вся жизнь концлагерь, ад; тогда lasciate ogni speranza voi ch’ entrate. Так будет гораздо спокойнее, запершись в отчаянии, не надо особенно хлопотать.
Ты говоришь, нет надежды, философ говорит, нет надежды. Ты от этого в истерике, философ наоборот окончательно успокаивается.
Странный человек. Стругаешь доски, весело поешь. Завтра может быть они сгорят вместе со всеми книжками. Разрушат, как обязательно сломают снежную бабу, особенно если хорошо сделана. «И всю ночь напролет жду гостей дорогих, шевеля кандалами цепочек дверных». Стихия та же здесь и там, та самая, о которой Горький: «полудикие, глупые, тяжелые люди русских сел и деревень… почти страшные люди». Научись их любить; кроме них у тебя только бумажные, нарисованные. И потом все равно не скроешься нигде, достанут везде. Никогда никуда не беги. Стой где стоишь.
18–19.11.1990
Когда сделал правильно, то не страдаешь. Загадочное слово Всеволода Михайловича Егорова: если встал летом на заре, косил без перерыва до полудня, до конца росы, то так хорошо что можешь спокойно умереть. Так два молодых грека умерли в свой самый счастливый день.
Хорошо вокруг «кооперативной» продажи, секс–пособий и западных дорогих вещей: как рукой снимает философические мечты, делает таким полым всё твое говорение, таким ясным что никто не слушает и слушать не подумает. Умолкни, отсохни язык, научись говорить иначе. Уже есть место для нового, неслыханного еще слова. Этот человек скоро появится. Ты сам же не даешь ему появиться потому что ты почти он, заслоняешь.
20.11.1990
В Вагнере ты восторгался одним; порывом, который как бы слеп. Теряя невесту, жизнь, отпуская неотмщенным врага, не соразмеряясь с опасностью, герой идет вперед. Брунгильда не тратит время на сожаления что она погубила Зигфрида и тем самым потеряла жениха, что Хаген жив: вместо упадка восторг, экстаз и решимость, она не раздумывает, с самого начала она уже на коне в погребальном костре; то, что нужно сделать до этого, велеть вассалам разжечь его до неба, оплакать Зигфрида делается поэтому уже в радости той победы. Победа в радостном принятии смерти. Сила порыва к смерти тан губит Валгаллу, которая в таком погребальном костре не может не сгореть со всеми своими старыми законами и договорами. То есть в собранной решимости уже дана победа. То же в музыке. То же во всех речитативах Зигфрида: у него нет времени на раскаяние, даже, так сказать, на обдумывание; он идет с мечом против копья Одина, с тем же Нотунгом в огонь вокруг спящей Брунгильды. Ни разу взвешивание, платить ли смертью, не занимает его: все его действия такие, что конечно платить — или, еще вернее, он внутри такого огненного круга, что малейшее промедление его уничтожает. Поэтому, не давая себе промежутка для оценки своего положения, для паники, он своим порывом опережает судьбу, и хотя судьбы не минует, но этим пусть малым опережением своим человеческим над судьбой встает. Это и есть отмена старых законов, она совершается ipso facto в аккордах Вагнера.
2.12.1990
«Don Giovanni». Сумасшедшая вещь по ярости: вал безумного экстаза Это не человек, это не для человека; это человечество, захлестнутое богами. Как приободряет. Пропади все пропадом. Как хочется сделать хоть искру чего‑то подобного, как ненужно всё что не это.
Страна сворачивается в мрак. Н. И.: люди на заводе перестают знать, зачем работать.
4.12.1990