Узник

– Матушка моя, немка, – ответил Михаил Иванович.

– Интересно! Фамилия, ваше на английский лад? – спросил Беккер.

– Дед был английским поданным, затем женился на русской с середины XIX века, семья проживает в России, – сказал Михаил Иванович.

– А ваш отец уже женился на немке, интересное у вас переплетение, господин Бирд, вы, случайно, не шпион? – спросил Беккер засмеявшись.

– Нет, господин начальник. В Советской России отбывал наказание. Пятнадцать лет лагерей за антибольшевистскую деятельность, освободился в 1939 году, – сказал Михаил Иванович.

– Ну, признайтесь, господин Бирд, вы ведь русский офицер? – Беккер встал из-за стола, подошёл к Михаилу Ивановичу, предложив ему сигарету. На его лице была всё та же ехидная улыбка.

В углу стоял небольшой кожаный диван, куда уселся Беккер, закинув ногу на ногу, произнёс, – я вас, слушаю? Вы курите, курите, господин Бирд. - А если, хотите, присаживайтесь рядом, здесь и пепельница имеется, – показал на череп.

– Нет, спасибо, я постою, – ответил Михаил Иванович.

– Давайте я угадаю! Вы белый офицер и воевали с большевиками в гражданскую, ведь так, господин Бирд? – вальяжно держа сигарету, спросил Беккер и продолжил.

– Вы ненавидите коммунистов, провели пятнадцать лет в лагерях. Мы тоже сражаемся не против русского человека, а против большевиков. У нас общие цели.

– Да, только вы пришли на нашу землю, а не мы к вам, – по-русски ответил Михаил Иванович.

– О да, я приблизительно понимаю, что вы сейчас сказали. Кстати, у вас прекрасный немецкий. Вы будете работать при штабе, выполнять различные поручения, но наш разговор продолжится, обязательно продолжится, господин Бирд, а сейчас вы можете идти. Завтра вам дадут первые распоряжения, – сказал Беккер.

Михаил Иванович вышел из кабинета - пыточной Беккера, держа в руках неприкуренную сигарету, которую сжимал в кулаке и под конвоем немца направился в барак, а сам думал: «Хитрый и лживый начальник лагеря, такой же у нас в Сибири был. Бывало, вызовет, а сам чая предлагает и расспрашивает аккуратно, что видел, что слышал». Бирд зашёл в барак, как Иван с порога заявил.

– На немецком общались, али с переводчиком?

– Не язвите Иван, начнём с того, что я вам ничего не обязан, но всё же объяснюсь, чуть позже, – сказал Михаил Иванович, посмотрев на Тимоху, который ошивался рядом.

Перед сном всех постригли, довольно коротко и сделали фотографию для личного дела. Прозвучала команда отбой, но Ивану не терпелось выслушать очередную байку от Михаила Ивановича. Теперь их шконки были рядом, на нижнем ярусе. Погас свет, Иван приступил к допросам.

– Откуда вы знаете немецкий?

– Мать у меня немка, поэтому с детства разговариваю на двух языках, – тихо сказал Михаил Иванович.

– Ну а дальше? – возмутился Иван.

– Давайте спать, Иван, – сказал Михаил Иванович.

Наступила тишина, слышался храп заключенных, в бараке было прохладно, одеяло совсем тоненькое, как скатерть у матушки, которую она доставала и стелила на стол по праздникам. Хотелось спать, но мысли были сильнее сна. В голове крутилась недолгая жизнь - мамка, сестрёнка, братишка, батя. Самое страшное, что нет никакой ясности. Что будет дальше? Немец под Москвой и новостей никаких с фронта. Мирится с такой рабской жизнью тоже нельзя. С этими мыслями Иван засыпал, как вдруг ощутил руку на своём плече. Тише – приложил палец к губам Михаил Иванович. Иван вскочил, в полудрёме тихонько прошептал.