Узник «Черной Луны»

Вокруг пятиэтажки, где был телецентр и куча различных контор, уже шло действо, веселье, приятное глазу военного: шла разудалая пальба, с обеих сторон густо садили очередями. Мы, конечно, тут же завернули за угол, потому что во время любой стычки народ сердится, нервничает, одиноко стоящая цель вызывает приступ озлобленности, ну а движущаяся – тем более, ну просто невыразимую ненависть. Мы выскочили из машины и тихонько стали подползать. Соваться к зданию было бесполезно: и та и другая стороны вряд ли бы приняли сейчас нашу помощь. На четвертом этаже, в одном из окон, начал куриться аккуратный дымок, потом блеснуло красное пламя, и уже из двух окон повалило хорошо, добротно густо-черным и, я бы сказал, насыщенным дымом. Нам стало ясно, что кина не будет. Чутьем профессионала я сразу уловил диспозицию: нападавшие ворвались в здание, захватили его, потом приехали освободители, между теми и другими началась война. По одежде и профессионализму я понял, что в роли «освободителей» не гвардейцы или ополченцы, а ребята военные. У таких все в руках горит…

– Подождем здесь, – сказал я Корытову, закуривая. – Сейчас хлопцы еще немного постреляют – и все будет кончено. Самое главное, что помощь пришла вовремя и справедливость восторжествовала. Бандитам преподан достойный урок!

Загорелось третье окошко, послышались крики:

– Эй вы, уроды, выходи по одному! Оружие бросать у входа.

Стрельба стихла. Вдруг мы увидели, как из бокового окна на первом этаже выпрыгнули двое. Одного я сразу узнал – это был Хоменко. Они в мгновение ока скрылись за углом, вслед им запоздало стукнула очередь. Тут же выехала черная «Волга». Петляя и набирая скорость, она вырулила на шоссе, вслед раздались разрозненные очереди, еще бы немного – и не достать, но какой-то умелец ловко всадил в заднее стекло из гранатомета. Машина проехала несколько метров, врезалась в бордюр и загорелась…

Ребята в камуфляжах бросились к ней, открыли дверцу, наружу вывалилось тело. Потом из здания вышли полтора десятка жлобов, и Ванюша тотчас признал в них бандитскую команду, которая потрошила колхоз… Они швыряли с ненавистью оружие и по команде становились у стены с поднятыми руками.

– Вас народ судить будет! – распалялся офицер.

Приехала пожарная команда и стала щедро заливать здание водой. А мы подошли к догорающей машине. Хоменко лежал плашмя, залитый кровью, ноги у него после выпадения остались в салоне машины, поэтому сильно обгорели. Второй представлял собой черную куклу с человеческими очертаниями. Жутко пахло паленой человечиной.

«Вот и все, Хоменко, – подумал я со смешанным чувством отвращения и сожаления. – Офицер, "афганец", комбат Приднестровской гвардии… Несостоявшийся диктатор…»

– Вот и все, – повторил я вслух. – Наверное, наша миссия здесь закончена. Хоменко прихлопнули. Тебе в Расплюевку, на свиноводство. Мне – может, еще на какую войну…

– В Расторгуевку, товарищ старший лейтенант… – поправил Иван без энтузиазма. – А может, к нам поедете, Владимир Иванович? Серьезно – не пожалеете! Работа добрая, хорошая, на свежем воздухе!

– Нет, Ваня, спасибо… Не для меня эта благодать… Может, со мной? – предложил я не очень уверенно.

– Надоело, честно говоря. Ребят бросил, до сих пор не знаю, как там. Может, опять поросята все передохли… Да и пастушка ждет меня, я ей уже и намек сделал.

– А она как?

– Тоже намек сделала.

– Не против?

– Нет. Тонкая натура. В библиотеке работает.

– Ишь ты, хитрец какой! – Я почувствовал тайную ревность. – А говорил: жениться не буду!

– Когда-то все равно придется. Так лучше уж на хорошем человеке.

Я хотел ему сказать, что эта философия знакома мне по моему бывшему браку. Но не стал. Мудрые говорят, как ни поступишь в этой ситуации – женишься, не женишься – все равно будешь жалеть.

Мы поехали к Лене – попрощаться. Дома ее не было – ушла в свой музей. Зато мы встретили Кинаха. Он обрадовался, завидев нас, и сообщил, что спецназ 14-й армии разоружил батальон покойного Хоменко.

– Моим тоже предложили сдать оружие. Но мою роту расформировывать не будут. Остальных разбросают по батальонам…

Потом он попросил подбросить его к штабу гвардии, чтобы по телефону связаться с Дубоссарами. Мы остались ждать Кинаха во дворе. Веселое братство балагурило, обсуждая кончину комбата Хоменко и его батальона. Я, конечно, испытывал невольное чувство гордости: от принадлежности к сему славному подразделению и как непосредственный свидетель последних минут жизни господина подполковника. И когда один рыжий гвардеец стал завираться, что, мол, на телецентре применили огнеметы, а по машине Хоменко стреляли из танка, я не выдержал и внес ясность. Кажется, мне поверили: честные глаза – это решающий аргумент.

Появился Кинах со странным выражением лица.

– Хоменко жив!

– Что?! – У меня, кажется, отвисла челюсть. – Его оживили?

Более идиотского предположения после созерцания полусожженного трупа, клянусь богом, не выскажешь. Ваня кашлянул.

– Он сейчас на позициях в Дубоссарах, выступает перед людьми, объявил себя командующим гвардией Приднестровья. Это паранойя… – заключил Кинах.