Узник Двенадцати провинций

Лодки на месте не было. Я обошел остров, проклиная бретонцев – ведь в нашем краю почти стыдно уметь плавать… Брода я нигде не отыскал и не знал, как перебраться на ту сторону. Я промок до нитки, озяб и был сыт по горло этим болотом. Уже смеркалось, когда нашелся наконец перевозчик, согласившийся взять меня в свою плоскодонку. Он спросил, что я здесь делал, и я ответил уклончиво, что заблудился. Посреди лодки, вольготно, как принцесса в носилках, разлеглась корова, занимая все место. Я пристроился, как мог, в шатком равновесии на борту. Буренка отвернула морду и длинно выдохнула. Лодочник неспешно греб и курил трубку. Я попросил высадить меня у дома Абрахама. Корова поплыла дальше со своим невозмутимым слугой. Казалось, они вместе встречают закат, одинаково равнодушные ко всему остальному миру.

По лестнице я поднимался бегом.

Абрахам Стернис сидел за очередным письмом, которые он обычно писал часами. Едва подняв голову, он велел мне ждать в моем углу и больше не обращал внимания на вырывавшиеся у меня вздохи, всё более нетерпеливые и частые. Наконец он встал, убрал письменный прибор и сделал мне знак подойти. Я развернул на столе карту. Он поинтересовался, откуда она у меня, и я ляпнул, что, мол, его это не касается.

Моя дерзость ошеломила нас обоих, тем более что я глубоко уважал в этом человеке то, чего не встречал больше ни в ком: он всегда высказывал то, что думал, однако тактично, без холодности и китайских церемоний, не допускал фамильярности и всегда был начеку. Он одинаково просто говорил бы, скажем, о времени с королем и с нищим и послал бы к черту обоих все тем же ровным тоном, вздумай они наступить ему на больную мозоль. Казалось, мы так и будем таращиться друг на друга часами. Он не произносил ни слова, а я, понятное дело, не хотел уступать. Он ждал не извинений, нет, а ответа на свой вопрос – которого я не мог ему дать, не признавшись в краже. Наконец мой учитель решил разрядить эту тупиковую ситуацию, встал и склонился над картой с лупой в руке. Он рассматривал ее долго, поднося лупу к разным местам.

Все надписи были сделаны на чудном языке Двенадцати провинций, но меня интересовало одно: я хотел знать, где нахожусь, здесь и сейчас. Старик сделал круговое движение рукой над бумагой.

– Это старинная карта, Гвен. Вот эта часть, здесь, – Двенадцать провинций.

Я наклонился над указанным пятном, покрытым сетью тонких линий, изображающих каналы. Он продолжал водить по нему рукой.

– Она неверная. Эта местность сильно менялась с наступлением моря. Где-то прибавилось земли, где-то убавилось. Видите эту черту? Это дамба, которой давно уже нет. Мой дед еще не родился, когда она рухнула. Сегодня на этой части карты должно было бы быть большое озеро. Зато многого недостает там, где землю отвоевали у моря: здесь, здесь и вот здесь. Изрядного куска территории на этой карте нет. Вот приблизительно, где расположены Железные сады.

Я следил за кончиком его пальца, который двигался к северо-востоку. Разглядел Варм – его название было написано совсем мелко, в таком месте, где плесень не оставила ничего мало-мальски разборчивого. Антвалс, где мы были сейчас, находился довольно далеко от него, к юго-западу, на большом канале, соединявшемся с рекой, которая текла на север и впадала в море. Вот так, значит, все возможно. Выйти в море, взять курс на запад, обогнуть этот огромный мыс (в этом месте были нарисованы кракены) и плыть дальше, все время на запад, к левому краю карты. Надо найти корабль, пробраться на него так или иначе. Я найду, я обязательно найду. Я отдаленно узнал на карте Францию: в свое время я достаточно насмотрелся на нее в школе, выглядела она тогда нелепо с отрезанными Эльзасом и Лотарингией. Я размечтался. Может быть, мы их уже вернули, наши провинции. Война, наверно, кончилась. Лоик Кермер вернулся в деревню весь в медалях и еще злее прежнего.

Я снова принялся изучать карту: интересно, как назвал мою Бретань этот неведомый картограф? Невероятно, но он даже не знал такой земли! Побережье еще куда ни шло, было прорисовано мало-мальски верно. Но ни городов, ни деревень, ни портов – он ничегошеньки не знал. И на все про все семь букв, разбросанных по полуострову от суши до моря с большими интервалами, да и их приходилось выискивать среди прорех и ржавчины – крабов ловить и то легче. Одну за другой я прочел их: o, u, подальше d, потом o или b, я не был уверен, есть ли наверху черточка, далее r, a и, наконец, s или, скорее, z. Какая-то бессмыслица.

И вдруг у меня подкосились ноги. Oudbraz: oud, braz, дословно «старый Браз» на языке Двенадцати провинций. Я повторил эти два слова раз пять или шесть, не меньше. Откуда он здесь взялся? Весь дрожа, я забормотал молитву старому знахарю:

– Старый Браз, я не знаю, ты ли это здесь, на карте, или это я заблудился где-то в твоей голове, я ведь даже не знаю, где я… да и не важно… вызволи меня отсюда, вызволи скорее…

– Гвен, вам нехорошо?

Я сжал ладонями виски, силясь взять себя в руки. Абрахам Стернис встревоженно смотрел на меня, но я должен был знать.