Узник Двенадцати провинций

Ведь кто же он такой, как не подручный этого молодого «доктора», который живет на другом конце города у старого Абрахама, «доктора», кстати сказать, так и не сдавшего экзамен и обнаружившего, как нарочно, на трупе своего врага первый бубон, предвестие эпидемии чумы. И чума его загадочным образом пощадила, хотя он ни дня не прятался от ее миазмов. А Игнас-то, этот желтозубый великан, поставляет ему щенков, а может, и чего похуже. Всем известно, что он покупает совесть аптекарей на травяном рынке. Зачем? Чтобы защитить пресловутого Гвена из Варма. Колдуна без возраста (мало ли что он выглядит юношей, говорят, ему четыре сотни лет), адепта черной магии, который дни и ночи проводит за изготовлением всевозможных ядов и отрав, а помогает ему в этом слепая птица, рожденная прямиком из бедра дьявола. Многие отвечали на это, что я их лечил и вылечил и что немало найдется обреченных на вечное молчание, обязанных мне возможностью еще посудачить на мой счет.

Но слухи – они как опухоль, укоренившись, разрастаются из крошечного семени стремительно, как бурьян, но обнаруживают себя, лишь когда созреют, разом выпустив наружу все накопившееся зло. Этот слух рос три зимних месяца.

Однажды ночью окно, за которым Абрахам Стернис полировал линзы для подзорной трубы, разлетелось вдребезги. Второй камень, запущенный той же невидимой рукой, едва не угодил ученому в голову.

Назавтра пришел Йорн предупредить меня, что дело решительно принимает скверный оборот – «вышло из-под контроля», так он, кажется, выразился. Судили-рядили мы долго. До сих пор я утешался своей чистой совестью, памятуя обо всех ужасах, которым подвергался старый Браз. Жители моей деревни не раз обвиняли его в колдовстве. Он же спокойно относил все это на счет «дури людской» и списывал, так сказать, на профессиональный риск.

Йорн рвал и метал. Я не понимаю, говорил он, всей серьезности положения. Мне предъявили обвинение, ни больше ни меньше в колдовстве, здесь, в Антвалсе, и большинство горожан уже видят меня на Собачьем острове. Он настаивал, чтобы мы укрылись в его доме. Я отказался. Если так обстоят дела, само мое присутствие опасно для всех, кто рядом. В случае необходимости, решил я, спрячусь в хижине Матиаса.

– Гвен, уж слишком это уединенное место.

– Тогда я уеду раньше, чем собирался.

– Сейчас не время. Лед тает, по каналам не пройти ни на коньках, ни на лодке, надо подождать.

– Ждать, опять ждать.

– Всего несколько дней, не больше. Гвен, я сделал все, что мог. Я даже предлагал бургомистру издать указ о твоей неприкосновенности, чтобы ты был под защитой летучей таможни. Тяжело мне это говорить, но он всегда верит последнему, кто напел ему в уши. Он из тех, кто уверен, что нет дыма без огня.

– Что ж, отлично. Я сегодня же уйду в эту хижину.

– Я провожу тебя.

– Ни в коем случае. Ты и так от меня ни на шаг, пора уже мне справляться самостоятельно. Позаботься лучше об Абрахаме Стернисе и Игнасе. Они и вовсе ни сном ни духом.

– Ты тоже.

– Не знаю. В конце концов, я был твоим шпионом целый год, я убивал щенков для опытов…

– И поэтому ты колдун? Да каждый крестьянин топит их больше каждую весну!

– Я покину хижину Матиаса как можно скорее. Полагаюсь на тебя, ты обещал мне охранную грамоту.

– Это дурость, Гвен. Полнейшая дурость.

Игнас в панике ломал руки. Я успокоил его, сказав, что Йорн о нем позаботится и убережет от нужды. Он показал свои лошадиные зубы, выражая радость, но смотрел по-прежнему испуганно, и эти два противоречивых чувства, как бы наложившись друг на друга, одновременно отразились на его длинном унылом лице. Прощаясь со старым Абрахамом, я крепко обнял его. Потом уложил в котомку съестные припасы, немного денег, атлас Кожаного Носа, посадил в карман Даера, привязал ремнем к плечу толстое скатанное одеяло и не мешкая отправился в путь. Йорн был прав, лед начал трескаться, еще два-три дня – и на коньках далеко не уйдешь.

Добравшись до острова, я подполз к дому Матиаса, но внезапно передумал и юркнул под навес, спугнув маленького горностая, устроившего себе там жилище. Он скрылся в три прыжка, изящно колыхнувшись в своей красивой зимней шубке, белоснежной с каплей черной туши на кончике хвоста, и я мысленно извинился перед ним за вторжение. Отсюда мне были лучше видны камыши и дверь хижины. Надо ли говорить, что ночью я не сомкнул глаз. Хотя ночь была спокойная, только изредка тишину нарушало уханье совы. Утром канал засверкал на солнце. Каждая травинка искрилась под слоем инея. Я пошел проверить лед. Становилось теплее день ото дня, и он был совсем хрупким. Я немного поел и вздремнул. По идее, Йорн уже должен был принести мне охранную грамоту и раздобыть лодку, но в этот день я так его и не видел. Верно, что-то его задержало. Тогда, в последних предзакатных лучах, я решил рискнуть по-крупному, но лед треснул под моей тяжестью уже через двадцать шагов, и левая нога ушла по бедро в ледяную воду. Я поднялся, чертыхаясь. Ремешок конька лопнул, и лезвие утонуло. Злой на себя, я вернулся, ковыляя, на остров.