Узники Кунгельва

«Человеческие сны — место, где великая глотка чувствует себя как мартышка на фруктовом развале», — сказал недавно Спенси. Юра тогда не придал этому значения, уверенный в собственной правоте. Что ж, теперь настало время раскаяния. Он сам погубил жену, вот этими вот руками. И будь она где-нибудь в другом месте — вряд ли это место напоминает зону отдыха аэровокзала с молочными коктейлями и уютными кожаными диванчиками.

— Рыбаки могут появиться в любую минуту, — Юра оглянулся на озеро. Ночь была непривычно ясной, на другой его стороне можно было заметить искорки светящихся окон. — Они наверняка видели пожар.

— Умоляю тебя, — сказал Спенси. — Им ничего не грозит. Лес слишком влажный, чтобы загореться, а на старую дорогу они не ступят даже под страхом смерти…

Прищурившись и вглядываясь вдаль, он вдруг замолчал.

— Смотри, вон там! — сказал Юра, проследив за взглядом Спенси. — У чёрного хода. Кто-то спасся.

Возле грузовика были люди. Несмотря на то, что вокруг было светло как днём, дым и колышущийся нагретый воздух мешал рассмотреть лица. Их трое. Катаются по земле, пытаясь сбить пламя, стягивают через головы и рвут на себе одежду. В какой-то момент Хорь заметил песочного цвета волосы, и сутулая фигура, похлопывающая по штанинам, сбивая последние искры, обрела неприятное лицо. Посмотрев на Спенси, Юра увидел, как из-под одеяла появилась рука с короткоствольным шестизарядным револьвером с деревянной рукояткой.

— Безотказное оружие, — сказал он. — Не скажу, что элегантное, но орудовать рапирой в моём положении не слишком-то удобно, правда? По крайней мере, я довершу начатое.

Дом осел на одну сторону, словно человек, который задремал стоя в поезде метро, а потом проснулся от резкого торможения. Башня качнулась, доски, изгибаясь и резко выпрямляясь, выстреливали гвоздями, один из которых отскочил от промёрзлой земли в нескольких шагах от ног Юры. Что-то взорвалось в подвале, по земле прокатилась волна. Ели плевались мокрой хвоей; она вспыхивала и сгорала в полёте. Шифер трещал и сыпался, похожий на перья мифической птицы Феникс. Дом вопил… нет, не живые люди, всё ещё остающиеся внутри, сам дом ревел, как смертельно раненый медведь. Юра подумал, что те люди возле грузовика, возможно, погибли под градом обломков, но спустя несколько минут, когда пламя, взметнувшееся к небесам, взяло передышку, из одного из танцующих столбов дыма показались все трое. Они цеплялись друг за друга, словно участвовали в каком-то безумном забеге, целью которого было скорее добраться до воды и первым омыть лицо. Кроме Копателя, Юра никого не узнавал: лица были черны от копоти, от одежды остались лишь лохмотья. Сложно было даже понять, кто какого пола. Троица приближалась. Из спёкшихся губ выпадали капли крови вперемешку с обрывками бессвязных, не имеющих смысла фраз.

Спенси поднял пистолет. Рука дрожала, как в лихорадке.

— Ну давай, — скорее подумал, чем прошептал учитель. — Сейчас самое время.

Но уродец не стрелял. Револьвер дёрнулся, дуло вонзилось глубоко под подбородок уродца. Глаза смотрели вверх, в небо, зрачки почти исчезли под веками и всё их место занимали белки с красными точками бликов. Спенси, застрелив себя, хотел свалить до окончания праздника, оставив грязную посуду и в стельку пьяных друзей.

— А ну стой! — крикнул Юра, потянувшись к револьверу.

И замер, так его и не коснувшись. По воде бежала рябь. Лодки беспокойно раскачивались, от той, что горела, поднимался чёрный дым. Но не он привлёк внимание Юры, а округлый предмет, что вспух на поверхности озера. Поднимаясь, он отрастил толстую шею, а потом и медные плечи. Все три иллюминатора сияли багровым; толстое стекло превращало догорающий дом в яркую красную точку, похожую на звериный зрачок.

Почувствовав что-то, Спенси опустил револьвер и, перегнувшись через подлокотник, посмотрел назад. Воздух со свистом вышел через его сжатые зубы, цыплячий пушок на голове зашевелился.

— Он выбрался из голубого пятна, — сказал Спенси почти с восхищением. — Я не слышал, чтобы такое хоть кому-то удавалось. Считается, что оно бездонно… и считается, что там, на дне, ты найдёшь Изначального. Есть ли здесь противоречие? Даже если так, при любом исходе мир людей тебя больше не увидит.

Но лосиный пастух думал иначе. С рукавов резинового костюма свисали водоросли, улитки лепились к его груди целыми гроздьями. Он размахивал руками, через силу переставляя ноги, и ленивые чёрные волны, напоминающие о нефтяных разливах, расходились от него полукругом. Обошёл пирс, и болезненно-синюшная голая нога — свинцовые сапоги остались там, на дне — вырвалась из плена грязи, с хрустом сломав ледяную корку на земле. Направился к ним. Вот он почти рядом.