Узники Кунгельва

Тон мысли его вновь изменился. Теперь это была пульсация. Мужчине показалось, что он почти слышит её, как звуки радио от соседей за стеной. Сосредоточившись, он услышал голоса. «Нет, — говорили они. — Нет». Нет, как двойка в четверти, не карандашом, а ручкой в журнал, и Юра не помнил, ставил он её или всё-таки получал. Нет, как «всё кончено», как осталось жить пять месяцев, как «сигареты Винстон суперлёгкие закончились… конечно, совсем». Отрицание, выраженное на все возможные лады.

— Но их нет, — вдруг послышался знакомый голос.

— У нас там только болота да комары, — другой голос.

— У тебя нет кофейных таблеток, — сказал некто голосом Алёны, только с утвердительной интонацией.

— О, никаких причин для волнений, — сказал… Копатель. Юра вздрогнул. Его не покидало гнетущее ощущение, что все эти люди окружили его и дёргают за одежду.

— Хватит! — завопил Юра, падая на колени и обнимая руками голову. Голоса исчезли. Кто-то напоследок насмешливо сказал: «Нет жизни без любви, понимаешь? Ты должен любить в своей жизни хоть кого-нибудь. Даже самого себя — и то сойдёт для начала. А вырастешь, переключишься на кого подостойнее».

Широко раскрытыми глазами Хорь наблюдал, как рвутся от натяжения на коленках брюки. Торчащие во все стороны нитки похожи на усы насекомых. Лосиный пастух ждал — его тень оставалась неподвижной, насколько неподвижной может быть тень, окружённая взбесившимся, вырвавшимся из-под контроля пламенем.

— Значит, её там нет, — тихо сказал Юра. — Тогда где она? Где мне её искать?

Биение мыслей чуть замедлилось.

— Значит, всё это была ты и твой молоток, — сказал чей-то злобный, незнакомый голос. Будто был записан на магнитофонную плёнку; Юра подумал, прослушай он его ещё раз, непременно услышит треск помех.

— Ты не знаешь, — сказал учитель, не скрывая разочарования. Фраза показалась ему сущей бессмыслицей. — Её нет там, внизу, но ты не знаешь, где она есть. Что теперь? Убьёшь меня?

Он ждал ответа до тех пор, пока биение мысли лосиного пастуха не пропало, а ноги не начали замерзать. Вновь пошёл снег, он таял прямо в полёте, орошая пепелище слезами. Услышав грохот, Хорь нашёл в себе силы поднять голову.

Водолаз уходил по коридору прочь, и стены складывались за ним, как карточный домик. Выйдя из почти сгоревшего дома со стороны веранды, он направился к озеру. После каждого шага наклонялся и подбирал кишку, наматывая её правой рукой на левую. Останки дома осели, вздохнув, как погибающая лошадь.

— Почему ты пощадил меня? — в отчаянии закричал Юра. Его очки запотели, с кончика носа капала вода.

Нет ответа. Шаги затихли вдалеке. Должно быть, от света горевшего дома проснулись птицы и образовали высоко вверху, над кронами деревьев, ровный круг, нимб над сгоревшим дотла домом отдохновения для Усталых. Они кричали почти человеческими голосами, а Юра плакал навзрыд, как младенец. Как старик, только что осознавший, что всё время ушло безвозвратно, и ничего уже не будет так, как прежде.

Прошло довольно много времени, прежде чем он заставил себя встать. Пепелище грело его почти до утра. Со стороны озера что-то ещё догорало, плюясь в небо снопами искр. Когда Хорь на дрожащих и подгибающихся ногах подошёл к озеру, луна уже закатилась за кромку деревьев. Стало очень темно — стоило сделать шаг под сень деревьев и отвернуться от огня, как невозможно было разглядеть даже большой палец на собственной вытянутой руке. Несколько минут стоял, глядя выдающийся вперёд пирс, зябко ёжась и растирая плечи. Он ожидал, что, возможно, ближе к утру рыбаки выйдут на озеро и подплывут поближе, посмотреть, что случилось, но вёсла не торопились баламутить воду. Голубое пятно почти сливалось с менее глубокой частью озера.

— Просто чёртов сон, — сказал он себе. — Галлюцинация.

Но три обгорелых тела говорили сами за себя. Без голов похожи на свиные туши. Коляска Спенси у кромки берега; Юра видел только высокую спинку, словно её хозяин, любуясь ясной ночью, просто уснул, уронив голову на руки. Пистолет где-то потерялся. Пытаясь разглядеть его в грязи, Юра заметил краем глаза движение на воде, но, подняв голову, увидел только круги. Если бы его спросили: «Что ты видел?», Юра рассказал бы о змеином теле, что показалось над озером, разрушив дорожку света, оставленную луной на память.

Если бы его спросили, зачем водолаз-утопленник, лосиный пастух, сделал то, что сделал, он бы ответил, что письмо дошло до адресата и вернулось с ответом.

Взявшись за ручки инвалидного кресла и стараясь не смотреть вниз, Юра отвёз уродца к пепелищу и оставил там, удостоверившись, что жара достаточно, чтобы плед, под которым укрывался Спенси, загорелся. После чего побрёл прочь по едва приметной тропинке, так ни разу не оглянувшись.

4

Запах цветущих ирисов и искорки болотной клюквы — всё фальшивое, как конфетные фантики. Яркое, как картинка, и даже вода пропитывает кроссовки вполне правдоподобно, и как-то по-особенному душераздирающе кричит выпь, но в том-то и фокус, что действительность обычно не содержит в себе ничего выдающегося. Она просто есть, и этим довольна.