Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия

Позднее, когда она обдумывала детали произошедшего, в ней закипел гнев и стали автоматически появляться мысли типа: «У него нет права так ко мне относиться после всего, что я для него сделала… Он несправедлив. И никогда не дает понять, что ценит мою работу. Все, что он делает, – критикует… Я его ненавижу». Перенося объяснение своим оскорбленным чувствам на своего босса и его «несправедливое» отношение, Луиза «лила целительный бальзам» на рану, нанесенную ее самооценке. По сути фокус смещался с «Он ко мне относится с неодобрением; не считает меня адекватной» на «Он был неправ, когда меня критиковал». Приписывание другому человеку ответственности за несправедливое и неоправданное вызывание у себя неприятных чувств является прелюдией к озлоблению и гневу. Постоянное ощущение угрозы и зацикленность на образе зловредного «другого» ведет, по крайней мере, к временной ненависти. Гораздо легче поддерживать в себе гнев и агрессию, смещая внимание со специфических действий (он раскритиковал меморандум в двух местах) и перенося его на (неоправданные чрезмерные) обобщения (он всегда меня критикует) или навешивая ярлыки (он несправедлив). Это смещение, перенос часто делаются неосознанно; люди могут затаить злобу на то, о чем уже не помнят.

Трансформация в недоброжелательство и злость

Чем в большей степени человек воспринимает раздражающее и затрагивающее его действие как намеренное – или совершенное в результате халатности, безразличия со стороны «обидчика» либо недостатков последнего, тем острее и сильнее реакция. Пример с Луизой иллюстрирует цепную реакцию: от уязвленности, через болезненные (психологические) ощущения, к гневу. Однако люди, особо склонные к гневной реакции на сложные ситуации, в очень малой степени осознают моменты присутствия у себя промежуточного болезненного чувства, предшествующего гневу, или быстрых и «автоматически возникающих мыслей», которые мелькают в сознании и до боли, и до гнева. Такого рода мысли, предваряющие состояние мучительного расстройства, могут носить характер самоуничижения («Я совершил ужасную ошибку»), быть показателями неуверенности в себе («Я что – вообще ничего не могу нормально сделать?») и страха («Я могу потерять работу») либо разочарования («Он не уважает и не ценит меня»). Я называю мысли подобного рода «скрытыми страхами» и «тайными сомнениями»[63].

В общем случае влияние оказывает то, как нас воспринимают окружающие – точнее, наше представление о том, как нас воспринимают. Умозаключения вроде «она относится ко мне с неодобрением» влияют не только на возникающий в нашем сознании образ человека, который критически настроен по отношению к нам, но и на то, как мы представляем самих себя. Во время взаимодействия с другими людьми в нас проявляется тенденция проецировать на них этот образ и предполагать, что такими нас и видят. Если они относятся к нам плохо, то нами же проецируемый на них образ может быть: «слабак», «неряха», «тупица» или «неудачник». Поэтому наше представление о себе может меняться: место «я кажусь неудачником» займет «я и есть неудачник». Поскольку то, как люди нас воспринимают, связано с тем, насколько они нас ценят, обесценивание нашего имиджа в глазах общества вызывает психическую боль. Результат критики или оскорбления аналогичен физической агрессии: мы поднимаемся на защиту себя от нападения или стремимся отомстить. Так мы минимизируем психологический урон, наносимый этими ударами. Если удается дискредитировать агрессора, негативное влияние на нашу самооценку ослабевает.

Первоначальное толкование Луизой «критики» босса привело ее к чувству уязвленности. Последовавший затем пересмотр этого толкования поведения начальника вылился в озлобление и даже ненависть. В промежутке между уязвленностью и гневом произошел перенос центра внимания на индивидуума, который вызвал у нее болезненные ощущения, и на его предполагаемую вину за то, что ее не ценят так, как до́лжно. Мысли вроде «нечего ему так со мной обходиться» и «да он просто наглец – и это после того, что я для него сделала» делают этого человека повинным в оскорблении и способствуют переходу от принижения себя к принижению его. Подобное изменение в выстроенной мысленной конструкции позволило ей перейти от ощущения обиды к гневу и злости. Озлобление, оставаясь раздражающим фактором, тем не менее для нее в значительной степени более приемлемо, чем обида, так как заменяет ощущение уязвленности на ощущение силы. В каком-то смысле это выполняет ту же функцию, что и вербальный ответ «контратакующего» характера, несмотря на то что отмщение остается целиком и полностью в мыслях и образах.