Узница

Укатанная тележными колесами дорога вилась вдоль реки, повторяя ее изгибы, так что во время всего пути явственно ощущалось промозглое осеннее недружелюбие Мис, к которому Матей, впрочем, привык за годы жизни на ее берегах. Время ледостава еще не пришло, и до слуха деда доносился монотонный гул ее вод, разбивающихся о прибрежные скалы да причудливо изогнутые корни растущих у берега ив.

Дед почти достиг своей цели – до околицы оставалось метров двести-триста, а до его полуразвалившейся лачуги – с полкилометра. Сейчас из-за поворота покажется дом отставного военного, а там уж и деревня… Дед перехватил узду поближе к конской морде и добавил шагу, предвкушая живительное тепло печи да аромат горохового супа, миску которого непременно сунет ему его хозяйка.

В слабом, насилу пробивающемся сквозь облачную завесу свете луны Матей вдруг заметил человеческую фигуру, возникшую на дороге шагах в полусотне перед ним и побредшую, чуть покачиваясь, в направлении деревни. Насколько мог различить подслеповатый старик, фигура была закутана во что-то с головы до ног, и даже руками в такт шагам не двигала, что добавляло странности ее облику. Откуда мог появиться этот человек, когда в округе ничего, кроме заброшенного дома Бертольда, нет?

"Заброшенного дома?"- переспросил себя Матей и ему вдруг стало нехорошо. Разумеется, он, как и все жители Стрибро, был наслышан о странной истории, произошедшей недавно в стенах особняка, – не прошли мимо него и слухи о появившемся в этих местах призраке, шатающемся по окрестностям и заглядывающем в окна домов, ища своего сына. Слышал дед и о том, что мальчик чудом избежал смерти от когтей сумасшедшей, и не мог взять в толк, что же это за любовь такая странная? Впрочем, за свою жизнь старый Матей повидал столько необычного и наслушался таких небылиц, что удивить его уж ничем было нельзя – любая новая сплетня служила ему теперь лишь материалом для раздумий, сидя у печки с цигаркой, но не поводом к беспокойствию.

Сказать, что дед испугался, нельзя, однако неприятный холодок пробежал по его старческой спине и юркнул в галоши: чем дольше он смотрел на неуверенно двигающуюся впереди него фигуру, тем больше ему казалось, что в ее угловатых формах проглядывают черты Терезы, которую он знал и помнил еще девчонкой, босиком носившейся по пыльным деревенским улицам и не помышлявшей тогда ни о каких убийствах и избиениях. Ой-ей, поистине дьявол овладевает помутившимися рассудком!

Матей перекрестился и сбавил шаг. Главное, чтобы фигура – кем бы она ни оказалась – не заметила его и не начала преследовать – не больно-то убежишь в его возрасте, да и куда? Он надеялся, что, отпустив странное видение подальше, сможет беспрепятственно преодолеть оставшееся до дома расстояние и скрыться за воротами, где он будет в безопасности.

То ли дистанция была слишком уж мала, то ли мертвые видят как-то по-особенному, но загадочная фигура вдруг остановилась и, повернувшись к старику, поманила его легким движением руки. Поняв, что поделать уж ничего нельзя и решив не гневить привидение, видящееся ему в темноте вырезанным из бумаги силуэтом, медленно пошел вперед, положившись на судьбу и милосердного Господа. Может быть, в конце концов, все это лишь игра его воображения, и ни какой мертвечиной тут и не пахнет? Нужно просто подойти к человеку и спросить, не требуется ли ему помощь, а там уж посмотрим…

Стефку разбудил стук в окно. Не сильный, не назойливый, но явственный. Очевидно, стучавший знал, что в дверь в это время стучать бесполезно – останешься неуслышанным или перебудишь всю округу. Посему человек, вздумавший наведаться в столь поздний час, обошел, как принято в деревне, дом кругом и постучал в окошко хозяйской спальни.

Взглянув на прекратившего храпеть Франтишека – не проснулся ли? – Стефка поднялась с кровати и, приподняв полупрозрачную занавеску, выглянула во тьму. Сначала она ничего не заметила, но, присмотревшись, различила в метре от окна человеческую фигуру, подающую ей какие-то знаки. Расстояние было слишком велико, луна скрылась за облаком, и даже напрягая зрение женщине не удавалось понять, кто перед ней. И лишь когда пришедший сделал пару шагов вперед и приблизил лицо почти к самому стеклу, Стефка узнала в нем деда Матея. Удивившись – чего это старому понадобилось? – но не подав виду, она махнула ночному гостю, велев идти ко входной двери, и поспешила через весь дом открыть старику.

Не часто баловал Матей соседей своими визитами, живя обособленно и не навязывая односельчанам своего общества. Правда, в местных празднествах он все же принимал участие, но оно сводилось, по большей части, к поглощению пары кружек пива да трем-четырем скупым фразам, брошенным соседям по скамейке. За нелюдимость на деда не обижались, зная, что истоки ее не во враждебности, и в душу к нему не лезли – пусть живет себе человек как хочет… Тем неожиданнее было Стефке увидеть Матея в столь поздний час под окном своей спальни, размахивающего руками и явно желающего о чем-то поведать или чего-то просить.