Узы Дракона

Он начал формировать собственное мнение. Ему нравился поток крови, когда он наедался плотью. Ему нравилось дремать на нагретой солнцем скале. Он наслаждался взлетами ввысь, где расправлял крылья и кувыркался в потоках восходящего воздуха, бесконечно продлевая экстаз первого полета.

После голода он открыл в себе любознательность. Начали появляться новые виды. Это были Веры, Эльфы, Темные и Светлые Фейри; высокие существа с блестящими глазами и коренастые создания землистого цвета; крылатые кошмары и застенчивые создания, шмыгающие в листве и прятавшиеся при его виде. Они стали зваться «Древними расами». Как правило, они собирались внутри или вокруг карманов, магических пространственных измерений так называемых «Других земель». Время и пространство в них изгибалось, по сравнению с земным, и солнце светило там по-другому.

Магия имела вкус крови, только она была золотистой и теплой, как солнечные лучи. Было хорошо глотать ее вместе с красной плотью.

Он выучил язык Древних рас, незаметно слушая их. Сам практиковался, когда летал, обдумывая каждое слово и каждое его значение. У Древних рас было несколько имен и для него. «Змей», — так они его звали. «Монстр». «Зло». «Великое чудовище». «Дракон».

Таковы были его имена.

Он даже не заметил, когда первые Homo sapiens начали распространяться по Африке. Никогда бы не подумал, что из всех видов именно они станут такими процветающими. Они были слабы, их век был короток, у них не было природной брони и их легко было убивать.

Наблюдая за ними, он учил их языки. Как и другие Веры, он научился менять свой облик и находиться среди людей. Они добывали из Земли вещи, что нравились ему больше всего: золото и серебро, блестящие кристаллы и драгоценные камни, которые превращались в произведения искусства. Восприимчивый по природе, он собирал все, что попадалось ему на глаза.

Этот новый вид существ распространился по всей земле, так что он соорудил потайные логова во многих подземных пещерах, где собирал свои сокровища.

В тайниках были работы Эльфов, Фейри, Веров и людей: золотые, серебряные и медные блюда, кубки; религиозные артефакты и чеканные монеты всех видов. Понятие денег интриговало его, как и многие другие интересные вещи: торговля, политика, война и алчность. Здесь же было обилие неограненных кристаллов, драгоценных камней и ювелирных украшений. Его запасы пополнялись литературными произведениями, как Древних рас, так и людей. Некоторые (только некоторые) книги казались ему драгоценнее сокровищ.

Вместе с интересом к истории, математике, философии, астрономии, алхимии и магии, заинтриговала его и современная наука. Он бывал в Англии XIX-го века, где разговаривал с известным ученым о происхождении видов на земле. Тогда они напились вместе, — англичанин был более восприимчив к алкоголю, — и проговорили ночь напролет, пока ночной туман не растворился в первых лучах солнца.

Он помнил, как говорил этому умному и пьяному исследователю о том, что у него одного и всей человеческой цивилизации было много общего. Разница была в том, что его опыт был накоплен одним организмом, был сохранен в единоличных воспоминаниях. Иначе говоря, он воплотил в себе все стадии эволюции: от зверя и хищника, до мага и аристократа, от жестокости к интеллектуализму. Он не был уверен в том, что приобрел человеческие эмоции. Но точно не перенял их мораль. Вероятно, величайшим достижением, перенятым от людей, было признание им власти закона.

Люди разных культур также называли его разными именами: «Рю». «Виверн». «Нага». Ацтеки почитали его как бога, крылатого змея Кетцалькоатля[6].

«Драгос».

Обнаружив кражу, Драгос Куэлебре[7] — взмыл в небо единственным взмахом крыльев. Широтой размаха они соперничали с восьмиместной реактивной «Сессной».

Жизнь в современном мире стала сложнее. Вошло в привычку во время собственных полетов слегка корректировать траектории самолетов с помощью Силы. Впрочем, проще всего было координировать собственные воздушные перемещения с местным аэроагентством. Возмутительное богатство и статус древнейшего и сильнейшего Вера позволяли ему организовывать жизнь по собственному усмотрению.

Сейчас же он забыл о вежливости. Сейчас его полет был из рода «Проваливай. На хер. С моего. Пути». Он был ослеплен яростью, жаждой насилия и недоверием. Лава пронеслась по древним венам, легкие заработали, как мехи. По мере приближения к наивысшей точке его полета, длинная голова дернулась назад, а потом вперед и он опять проревел. Звук разорвал воздух, как и острые лезвия когтей, вцепившихся в воображаемого врага.

Только когти одной из передних лап оставались неподвижными, зажав крошечный клочок какой-то хрупкой и непостижимой загадки. Эта вещь была так же бессмысленна, как если бы макушку страусовой головы кто-то украсил бы шапочкой из фруктового мороженого. Самым важным был практически неуловимый аромат, держащийся на этом клочке. Он до безумия дразнил его чувства, напоминая о чем-то из его далекого прошлого. Он не мог вспомнить, о чем именно, и это приводило в бешенство.