Никогда еще ему не приходилось видеть такого массового скопления войск в одном месте, за исключением того дня, когда все они собирались захватить Речную Мель – родовой замок Талли и по совместительству главный опорный пункт мятежников во время знаменитой войны алых и черных. Стиснув зубы от клокочущей внутри ярости, Дикон старался разглядеть вражеские знамена. Не могли они пропустить сообщения о передвижении такого полчища пехотинцев и конников. Слишком абсурдной была обстановка, чтобы поверить в возможность войны. Вышедшие на стену сыновья Маркуса не без удивления рассматривали длинную шеренгу из отполированных до блеска доспехов, буквально сверкающих в лучах заходящего солнца. Иные ходили около зубцов растерянные, неприкаянные, будто цитадель уже захватили и сейчас внутрь войдут все эти люди.
Сплюнув, глава дома Гловеров приготовился вступить в изнурительные переговоры, наверняка невыгодные для него самого и его ветхого дома, но позволяющие выиграть время и укрыть двух наследников Волчьего Логова. Если опасения подтвердятся, а сомневаться в этом не придется, то все эти воины – приспешники самопровозглашённого Хранителя Севера, восставшего из Ада Гэбриэля Старка, сумасшедшего проповедника своих истин и догм. Печальные слухи успели распространиться по всей заснеженной территории. Единственный сын Дикона внезапно изъявил желание выехать за ворота и переговорить с капитаном, если таковой имеется, враждебно настроенной армии. Старик категорически отверг предложение своего импульсивного, не анализирующего собственные поступки ребенка.
Пусть мужчине было уже больше тридцати, он по-прежнему оставался в глазах отца маленьким мальчиком. Так опрометчиво лишиться наследника может только полный идиот, а Дикон тешил себя мыслью, что относится к людям другого сорта. Как бы там ни было, а спор двух поколений разрешил обезумевший от страха лучник, указавший рукой в сторону непонятного деревянного строения, медленно движущегося к воротам при помощи четырех крепких колес и верных слуг. Оно представляло собой обыкновенную доску, в которую вдели длинную палку, а затем, в центре, вертикально, веревками и гвоздями была прикреплена еще одна палка, немного меньше предыдущий.
Зоркий глаз хладнокровных наблюдателей безуспешно пытался рассмотреть нечто бесформенное, привязанное к хитроумному устройству. На первый взгляд это была лишь масса, больше похожая на силуэт, но по мере приближения лица всех обороняющихся начали вытягиваться, а глаза наливаться кровью. Они поняли, что с такой тщательностью пытались увидеть на этом кресте. В самом центре, раскинув прибитые гвоздями руки в разные стороны, висел мужчина. Засохшие пятна крови уже давно въелись в деревянную поверхность. Среди оцепеневшего народа раздался пронзительный женский крик. В ожидании каких-либо объяснений каждый из присутствующих на зубчатой стене невольно задавался вопросом: насколько должен быть бесчеловечен предводитель шайки, если его подчиненные совершают такие зверства?
Ни у кого уже не осталось сомнений относительно того, что ко всему этому был причастен Гэбриэль – стяг с изображенной на нем головой черного волка с ярко-красными глазами буквально кричал о своем истинном владельце. Значит, Жестокий Волк решил сменить флаг собственного отца. Дикон почти не удивился подобному решению. В отличие от всех остальных, он даже не смотрел на распятие. Его больше интересовал невысокий человек, медленно двигавшийся позади креста. Когда верные слуги преодолели весь маршрут, то механизм резко остановился, а его сопровождающие разбежались в разные стороны, предоставляя возможность своему лидеру выступить вперед для предстоящей речи. Расстояние, отделяющие небольшой холм от крепости, вполне разрешала переговариваться. Лорд Форрестауна не сразу признал в этом приземистом мужчине в изящном кафтане, без доспехов, брата одного из близких друзей.
Радость не охватила Гловера при появлении Питера Хорнвуда, сорокалетнего воина, владельца на редкость острейшего кинжала, дурной репутации и длинного языка. Короткие русые волосы ложились на прямой лоб без морщин, подчеркивая внешне приятное лицо. Но мало кто знал, что за этим наигранным добродушием скрывался не просто коварный обольститель всего живого, а самый настоящий Люцифер. Природная осторожность сделала его редкие проявления жестокости довольно непредсказуемыми и от этого еще более опасными. Неспешно вышагивая по мокрому, тающему под каблуками снегу, он внимательно разглядывал почти невидимые точки над верхней стеной. Поистине дьявольская усмешка блуждала на полураскрытых устах, окруженных легкой бородкой.