Узы крови (СИ)

Красноватое солнце беспощадно хлестало каракового жеребца по черным глазам, заставляя животное громко ворчать и резко поворачивать длинную шею. Наездник сильней натянул поводья, чтобы успокоить норовистого коня, который слишком часто переходил от легкой рыси к бешеному галопу, чем доставлял мчащимся позади путникам множество неприятностей. Казалось, они провели в пути несколько недель: настолько сильным было одолевающее желание заснуть.

Тем не менее, Рубен не мог себе этого позволить — нельзя демонстрировать слабость перед собственными людьми, которых осталось не так много. Неприятное покалывание в области грудной клетки усилилось, когда первые остроконечные зубцы Королевской гавани вынырнули из гущи непроницаемых облаков. Было так странно вновь увидеть эти красноватые стены, будучи по иную сторону так называемой медали. Ему было девять, когда отец впервые привез его в столицу, чтобы показать тронный зал со знаменитым Железным Троном, множество разнообразных коридоров и мрачных подземелий с останками всех Таргариенов.

Еще тогда Рубен испытывал огромное отвращение к едкому, жгущему глаза запаху, который исходил от каждого строения, каждого человека и каждого закоулка. Раньше путешественники через силу проходили именно этой дорогой, а к отвратительной вони привыкали со временем, но теперь это исчезло, поскольку бедная часть города была сожжена во время осады. Еще одно неприятное изменение.

Прошло около двадцати лет с тех пор, как этих изменений стало слишком много. Известие о смерти отца пришло так же неожиданно, как и весть о том, что отныне Драконов не существует. Их вырезали, всех до единого — женщин и детей. Надежда королевства, многообещающий кронпринц Тьерс, был убит своим давним врагом, а затем ушел под воду из-за тяжести собственных доспехов. Кровавая река, как позже назвали место битвы, отныне впадала в Рубиновое море.

Мартелл кривовато усмехнулся, при этом откидывая непослушные пряди черных волос со лба. Своенравный жеребец вновь перешел на галоп, от чего они падали прямо на лицо и закрывали весь обзор. Оранжевый стяг с изображенным на нем гербом угрожал слететь с остроконечного копья, однако продолжал бешено биться о невидимые воздушные барьеры. Вновь раздалось душераздирающее лошадиное ржание, порожденное нестерпимой болью от вонзившегося в рот трензеля. Почувствовав металлический привкус, Акаме вновь вернулся к привычному для хозяина темпу и более не делал попыток сорваться.

Это позволило четверым дорнийцам нагнать своего лорда и скакать наравне по обеим сторонам. Только тогда Рубен по инерции повернул голову направо и ужаснулся от увиденного. Его вассал, сопровождающий и друг, едва переводил дыхание; от долгого нахождения в седле тело казалось надломленным, а лицо изобиловало испариной и маленькими, едва заметными трещинами. Изможденные, уставшие и разбитые, они проделали слишком длинный путь, останавливаясь лишь при крайней необходимости. Тогда это не волновало принца, но теперь они были недалеко от столицы, и он может дать своим людям немного времени на отдых.

Когда-то давно здесь был постоялый двор для каждого путешественника. За определённую плату можно было получить неплохое место для ночлега и свежее мясо, доставленное из Гавани. До сих пор Рубен не задумывался о нарастающем чувстве голода, но теперь, когда запах жаркого практически въелся в ноздри, это было невыносимо. Не произнеся и слова, Мартелл резко повернул своего коня в сторону, заставляя остальных следовать за собой. Майкл Ланнистер убил его отца, и пусть этот поединок не порождал каких-либо разногласий относительно честности, но это по-прежнему был его, Рубена, родитель.

Теперь Лев зовет нового правителя Дорна на предстоящий праздник по случаю именин единственной дочери. Мартелл не имел привычки откладывать что-либо или проявлять неуважение, но тем не менее в данной ситуации он поступил именно так, оправдывая свои действия тем, что это своеобразная месть за убийство отца. Глупая, нелепая, мелочная и до боли смешная месть.

В этих краях люди редко видели дорнийцев, поэтому удивленные взгляды, брошенные в сторону пятерых уставших путешественников, не вызвали в Рубене каких-либо эмоций. Он лишь равнодушно кивнул подошедшему хозяину на взмыленных животных, а затем извлек несколько золотых монет с изображенным на них львом — очередное нововведение — и аккуратно вложил в протянутую ладонь. Никаких лишних слов. Он терпеть не мог подобного, считал бесполезной тратой времени, и был, отчасти, прав, по своим убеждениям. Впрочем, сейчас это не имело значения. Ему лишь хотелось зайти в любую свободную комнату, запереться на засов, лечь в потрепанную и залитую вином постель, предавшись долгожданному сну.