Скрывшись в дверном проеме, монарх заторопился в собственные покои. Хотелось погрузиться в блаженные сновидения, не думая о грядущем. Проходя мимо комнаты в конце коридора, он умышленно замедлил шаг. Сердце бешено колотилось, норовя выпрыгнуть из груди. Хэйли пообещала, что больше не потревожит его сновидения, не превратит их в кошмары. И она сдержала слово. Неужели на то есть причина? Неужели она предрекла судьбоносную встречу с другой? Выдохнув, король набрался смелости и рискнул зайти без приглашения. Тишина, царившая в полумраке, угнетала. Немного лицемерно приходить сюда после убийства ее жениха. Может, она искренне любила этого недалекого шакала. Но тот взгляд глубоких миндалевидных глаз говорил совсем иное.
Анна переоделась: торжественный наряд сменился менее помпезной тканью. Черная материя придавала ее обладательнице несказанного очарования. На ее фоне темные короткие волосы не терялись, наоборот – она вся казалась воплощением падшего ангела. С необъяснимым трепетом он коснулся ее тонкого плеча, дрогнувшего от незаметного импульса, пробежавшего по коже. Какая же они все-таки странная пара, готовая мириться со зверским убийством. Осторожно отодвинув кресло, инициатор недавних похорон сел рядом, разглядывая ее уставшее лицо. Выразительные скулы, бесцветные губы, гибкая шея и потрясающий аромат, напоминающий о той чудесной зиме – таково воплощение земной красоты. И он – безглазый, изъеденный страшными шрамами ублюдок. Юношеская наивность и вера в лучшее рассеялись как дым на ветру. Осталась лишь поставленная цель, путь, ведущий к ней, и те, кто возникают на нем. Разве в таком сердце найдется место для любви?
– Траурное одеяние? Неужто ты скорбишь по своему неудавшемуся наречённому? – с желчным цинизмом осведомился Пастух, располагаясь на удобных подушках. Проще убедить кого-то в своей мерзкой натуре, чем раскрывать душу. – Что такое? Не с кем разделить постель?
– Как забавно и дико одновременно, – девушка слабо улыбнулась, растягивая уголки бледноватых губ. Следов тяжелой ночи, проведенной в скорби, не было. Разумеется, ведь она провела ее в раздумьях, как и владыка Беленора. – Я не могу испытывать ни злости, ни сожаления, ни жалости. Хотя должна, ибо ты отдал его на растерзание зверю. Но не буду лгать и говорить, что я любила его. – Не стоит утруждать себя, Ланнистер об этом знает. Вся расхваленная свадьба – это очередная интрига поганого Гектора, решившего прибрать к рукам больше домов Юго-Востока. – Кто-то считает тебя убийцей, а кто-то говорит – ты святой. И кто же ты на самом деле?
– Всего понемногу, – ответил сын Майкла, смущенный такого рода вопросом. Повязка на глазу мешала, он ненавидел ходить с ней и снимал в кровати при первом удобном случае. Но сейчас по неизвестной причине она невыносимо обжигала израненную плоть. Анна почувствовала это и потянулась к жгуту, но ее рука была перехвачена на половине пути. – Не надо. Это лишнее.
– Ты не пускаешь людей так глубоко, я знаю, – прошептала Лебедь. На ее гербе были две эти грациозные птицы, сражающиеся друг с другом. Одна белая, а другая – черная. Интересно, какая из них олицетворяет ее саму? Горячее дыхание опалило щеку, словно адское пламя. – Ты нарушил свою клятву. Помнишь об этом?
Он помнил. И горел желанием извиниться, упасть на колени и вымаливать прощение.
– Мне очень жаль, – влажный язык прочертил дорожку сначала к мочке уха, а потом к шее, задерживаясь на пульсирующей венке. Нестерпимо долгие прелюдии наконец-то закончились. Нежно коснувшись ее губ, он не ощутил протеста. Это не первый их поцелуй. И не последний.
– Тебе кажется, что, если ты сказал: «мне очень жаль», все ошибки и вся боль минувших лет могут быть перечеркнуты, стерты из памяти, что из старых ран уйдет весь яд? – обвив крепкую шею руками, леди Сванн прижалась к теплой мужской груди. Их сердца бились в унисон. Не в первый раз. – Кто бы мог подумать. Прошло три года.
Изящные пальцы попытались как можно аккуратнее стянуть сковывающую его повязку. Изуродованная часть кожи не смутила ее, однако Клаус, будто обжегшись, резко отпрянул назад и отвернулся.
– Хватит. Я просил не делать этого, – прижав ладонь к оголенному участку, командир ощупью нашел жизненно необходимую материю и обвязал вокруг головы. – Я никогда не принадлежал к тем, кто терпеливо собирает обломки, склеивает их, а потом убеждает самого себя в том, что починенная вещь ничуть не хуже новой.
С большим трудом сглотнув образовавшийся в горле комок, он облизнул пересохшие губы, ощутив вкус недавнего поцелуя.
– Нет. Что разбито, то разбито. И лучше я буду вспоминать о том, как это выглядело, когда было целым, чем склею, а затем до конца жизни буду лицезреть трещины. – Замолчав на мгновение, он прошествовал к двери и растворился в ночной тьме.
Два дня спустя.