Когда травматические узы формируются у ребенка, они становятся еще более крепкими. В первую очередь это связано с тем, что в детстве мы впервые испытываем чувство привязанности к тому или иному человеку. Если это чувство связано со страхом, то в мозге формируются определенные модели и сценарии поведения. Отношения с родителями создают у ребенка схему последующего социального взаимодействия с людьми, которой он будет пользоваться всю свою жизнь. В дальнейшем ребенок, попавший в ловушку травматических уз, приобретает следующие характерные особенности.
◆ Он реагирует на эмоциональные раздражители в стиле «все или ничего».
◆ Его упорно привлекают одни и те же обстоятельства, он постоянно тянется к людям похожего типа.
◆ Из-за стрессового истощения в его организме происходит мощная выработка гормонов норэпинефрина, дофамина, серотонина и эндогенных опиоидов, которых все равно недостаточно для удовлетворения потребностей в них.
◆ Он весьма бурно реагирует на новые источники стресса.
◆ Он нуждается в родителях, чтобы они помогали ему контролировать его реакции, но вместо этого родители провоцируют новые травмы.
◆ Бывает так, что он помнит не реальные события, а только свои эмоциональные реакции на них, так как некоторые функции его мозга недостаточно развиты.
Последствия данных особенностей бывают трех видов. Во-первых, такой ребенок с трудом может управлять своими эмоциональными реакциями. Это в свою очередь вызывает ощущение стыда и новый стресс. Во-вторых, у него развивается чувство, которое психологи обычно называют
Травматический эпизод произошел в далеком детстве
Давайте представим себе, что перед нами две жертвы сексуальных домогательств. С одной данный эпизод случился в далеком детстве. Другая воспитывалась в нормальной семье и подверглась сексуальному насилию уже будучи взрослой. У обеих из них присутствуют симптомы посттравматического стресса. Обе легко могут попасть в ловушку травматических уз. Тем не менее, жертва, подвергшаяся сексуальным домогательствам в детстве, острее реагирует на стресс и сильнее привязывается к своему абьюзеру.
Вот как влияние психологической травмы описывает доктор Бессел ван дер Колк: «Люди, пережившие травматическую ситуацию, как будто приостанавливаются в своем развитии, так как они не могут применить на практике весь свой опыт… Они продолжают жить так, словно травма никуда не делась и происходит с ними до сих пор, а каждое новое событие или встреча оказываются отравлены горьким опытом прошлого. После эмоциональной травмы в нервной системе человека происходят некоторые изменения, в результате чего он начинает смотреть на мир по-другому. Он направляет свою энергию на подавление внутреннего хаоса, а тем временем последствия травмы стихийно проникают во все сферы его жизни… Вот почему посттравматическая реабилитация должна охватывать весь организм человека: как его тело, так и разум» (Ван дер Колк, 2020).
Основная проблема обычно заключается в том, что человек не желает признавать свою психологическую травму. Травматическая ситуация обычно способствует тому, что у жертвы появляется лояльность к абьюзеру. С этой лояльностью приходят скрытность и отрицание травмы. Абьюзер начинает пугать жертву, угрожая серьезными проблемами в случае разглашения их тайны – разрушением семьи или изгнанием из нее, страшным наказанием жертвы или даже ее смертью, либо другими неприятностями. Независимо от того, является ли эта угроза реальной или служит всего лишь инструментом для запугивания жертвы, она в любом случае становится частью ее внутреннего мира. Жертва начинает учитывать мнение абьюзера и принимает его точку зрения по личным или профессиональным вопросам. Американский психиатр Уильям Толлефсон так объясняет эту слепую преданность: