В соседней комнате Харизму мучили кошмары. Он неистово бился под зеленым одеялом, сражаясь с неуловимой тенью своего преследователя.
— Здесь, — сказала Мафия, сняв одежду с нижней половины тела. — Здесь, на коврике.
Профейн поднялся и направился к холодильнику за пивом. Мафия сердито закричала на него, лежа на полу.
— Получи. — И Профейн поставил пиво на ее мягкий живот. Она взвизгнула и сбросила банку. Пиво пролилось на коврик и прочертило между ними мокрую дорожку, похожую на разделяющее лезвие меча Тристана. — Пей свое пиво и расскажи мне о Героической Любви.
Одеваться Мафия и не подумала.
— Женщина хочет чувствовать себя женщиной, — тяжелый вздох, — вот и все. Она хочет, чтобы ее взяли, трахнули, изнасиловали. Но больше всего она хочет привязать к себе мужчину.
Паутиной, сплетенной из веревочек для йо-йо: сеть или западня. Профейн мог думать только о Рэйчел.
— В шлемиле ничего героического нет, — сказал он. Ведь кого можно назвать героем? Рэндолфа Скотта, который легко управляется с шестизарядным револьвером, вожжами и лассо. Властелина неодушевленных предметов. А шлемиля даже трудно назвать человеком; он подобен какой-нибудь пассивной женщине: нечто завалившееся на спину и прикинувшееся шлангом.
— Почему обязательно нужно так усложнять секс и совокупление? — поинтересовался Профейн. — Скажи, Мафия, зачем тебе нужны все эти названия и теории? — Он опять спорил. Как с Финой в ванне.
— Ты что, латентный гомосексуалист? — огрызнулась она — Ты боишься женщин?
— Нет, я не гомик. — Хотя кто его знает? Иногда женщины очень напоминают неодушевленные предметы. Даже юная Рэйчел: наполовину МГ.
Появился Харизма: бусинки глаз поблескивали сквозь дырочки, прожженные в одеяле. Углядел Мафию и двинулся к ней кулем зеленой шерсти, из которого полилась песня:
(Припев:)
К тому времени, когда Профейн допил пиво, одеяло накрыло их обоих.