V.

— Зачем? Вам никогда не случалось доводить себя до умопомрачения этим вопросом? Зачем? — Его сигара погасла. Он замолчал, чтобы снова ее раскурить, и затем продолжил: — Дело не в том, что я увидел там нечто необычное или сверхъестественное. Никаких верховных жрецов, из поколения в поколение передающих и с незапамятных времен ревностно хранящих неведомые человечеству тайны. Никаких универсальных средств или панацеи от человеческих страданий. Вейссу вряд ли можно назвать спокойным местом. Там есть и варварская жестокость, и бунты, и междоусобная вражда. Словом, все то же самое, что и в любой другой Богом забытой отдаленной стране. Англичане на протяжении веков совершали увеселительные прогулки в места, подобные Вейссу. Вот только…

Все это время Виктория не отрываясь смотрела на старика. Ее зонтик стоял, прислоненный к скамье, рукоятка в мокрой траве.

— Цвета. Невероятное разнообразие красок. — Он закрыл глаза и, опустив голову, прижался лбом к согнутой кисти руки. — На деревьях возле хижины главного шамана обитают паукообразные обезьянки, переливающиеся всеми цветами радуги. На солнце их окраска меняется. Все изменяется. Горы и долины ежечасно меняют свой цвет, причем каждый день в разной последовательности. Кажется, будто вы попали в калейдоскоп безумца. Даже ваши сновидения расцвечиваются красками и наполняются формами, которых не видел ни один житель Запада. Эти красочные формы ирреальны и лишены какого-либо смысла. Они произвольно меняют свои очертания, как облака над йоркширскими холмами.

От неожиданного упоминания Йоркшира Виктория нервически звонко рассмеялась. Но он не обратил внимания.

— Они совсем не похожи на курчавых барашков или человеческие профили, — продолжил он. — Их невозможно забыть. В сущности, в них явлен облик Вейссу, они ее одеяния или ее кожные покровы.

— А под ними?

— Вы имеете в виду ее душу, да? Конечно. Я много думал о том, какая у Вейссу душа. Есть ли она у нее вообще. Ее музыка, поэзия, законы и обряды не позволяют проникнуть вглубь. Все это тоже своего рода кожный покров. Вроде татуированной кожи туземки. Вейссу обычно видится мне женщиной. Надеюсь, вы не обижаетесь?

— Нисколько.

— У штатских довольно странные представления о военных, но, пожалуй, в том, что они думают о нас, есть доля истины. К примеру, они верят, что распутный младший офицер где-нибудь за тридевять земель от родины набирает себе гарем смуглых туземок. Действительно, у многих из нас была такая мечта, хотя я не знаю никого, кому бы удалось ее осуществить. Не стану отрицать, я и сам подумывал об этом. Эта мысль впервые возникла у меня в Вейссу. Не знаю почему… — Он наморщил лоб. — Но мечты там не то чтобы ближе к яви, просто кажутся более реальными. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Продолжайте. — Виктория не сводила с него восхищенных глаз.

— Как будто эта страна была женщиной, которую я нашел в далеком краю, смуглокожей туземкой, татуированной с головы до пят. И тогда словно пропасть отделяет вас от сослуживцев, и вы понимаете, что не можете вернуться назад, потому что должны остаться с ней, должны быть вместе день и ночь…

— И любить ее?