V.

— Обязательно надо смотреть? — возмущенно спросил Гаучо. — Неужели я не вправе уединиться хотя бы на минуту? Я все еще гражданин Флоренции. Когда то она была республикой. — И, не дожидаясь ответа, он шагнул в кабинку и закрыл за собой дверь. — Ну как, по-твоему, я могу отсюда сбежать? — добродушно спросил он из кабинки. — Слить воду и уплыть через унитаз в Арно? — Пустив струю, он снял галстук и воротничок, на обратной стороне которого нацарапал записку Куэрнакаброну, теша себя мыслью, что порой повадки лиса так же хороши, как повадки льва; и затем, надев воротничок, галстук и повязку, вышел из кабинки.

— Все-таки сделал дело с завязанными глазами, — сказал Анжело.

— Решил проверить свою меткость — И оба рассмеялись. Двоих полицейских лейтенант все же оставил у двери в туалет. — Никакого милосердия, — пробормотал Гаучо, когда полицейские повели его обратно по коридору.

Его привели в небольшой кабинет и усадили на жесткий деревянный стул.

— Развяжите ему глаза, — начальственно прозвучал чей-то голос с английским акцентом. Через стол на Гаучо, моргая, смотрел морщинистый лысоватый тип.

— Вы Гаучо, так? — спросил он.

— Если хотите, можем говорить по-английски, — предложил Гаучо.

Трое полицейских ушли. Кроме человека за столом, в кабинете были лейтенант и трое стоявших у стены мужчин в штатском, похожих, как показалось Гаучо, на переодетых американских полицейских.

— Вы наблюдательны, — заметил лысоватый.

Гаучо решил по крайней мере прикинуться человеком, которому нечего скрывать. Все англичане, которых он знал, были помешаны на честной игре.

— Да, — согласился он. — Достаточно наблюдателен, чтобы сообразить, где я нахожусь, ваше превосходительство.

— Я не генеральный консул, — задумчиво улыбнулся лысоватый. — Эту должность занимает майор Перси Чепмэн, но он занят другими делами.

— Тогда я могу предположить, — предположил Гаучо, — что вы из Английского Министерства иностранных дел. И сотрудничаете с итальянской полицией.

— Возможно. Коль скоро вы, судя по всему, разбираетесь в таких вещах, вам, я полагаю, должно быть понятно, почему вас привели сюда.

Возможность полюбовно договориться с этим человеком вдруг показалась Гаучо вполне реальной. Он кивнул.

— И мы можем говорить откровенно? Гаучо улыбнулся и опять кивнул.

— Что ж, тогда для начала, — сказал лысоватый, — расскажите мне все, что вам известно о Вейссу.

Гаучо недоуменно потянул себя за мочку уха. Похоже, он все-таки просчитался.

— Вы имеете в виду Венесуэлу?

— Мы, кажется, договорились не юлить. Я сказал «Вейссу».

Внезапно Гаучо ощутил страх, впервые после джунглей. И ответил с дерзкой наглостью, которая ему самому показалась фальшивой и бессмысленной:

— Я ничего не знаю о Вейссу.

— Очень хорошо, — вздохнул лысоватый. Какое-то время он перебирал бумаги на столе. — В таком случае, как это ни прискорбно, приступим к допросу.

Он подал знак трем агентам, которые мгновенно окружили Гаучо.

VI

Когда старик Годольфин проснулся, в окно лился красный свет закатного солнца. Минуту-другую он не мог вспомнить, где находится. Качался перед глазами закопченный потолок, колыхалось пышное платье с воланами, висевшее на дверце шкафа, кружились щеточки, склянки и пузырьки на туалетном столике; затем он понял, что это комната той девушки, Виктории. Она привела его сюда, чтобы он немного отдохнул. Годольфин сел на кровати и нервно оглядел комнату. Он знал, что сидит в отеле «Савой» на восточной стороне площади Виктора Эммануила. Но куда подевалась девушка? Она говорила, что останется, присмотрит за ним, сумеет уберечь от беды. И вот — исчезла. Он посмотрел на часы, повернув циферблат к лучам заходящего солнца. Он спал всего лишь около часа. Не много же времени она на него потратила. Годольфин поднялся, подошел к окну, постоял, любуясь закатом на площади. Вдруг молнией сверкнула мысль, что все-таки девушка может оказаться пособницей его врагов. Годольфин резко повернулся, метнулся через всю комнату к двери и дернул ручку. Дверь была заперта. Проклятая слабость, вынуждающая исповедоваться первому встречному. Он увязал в предательстве, оно засасывало и топило. Он шел в исповедальню, а оказался в темнице. Годольфин быстро подошел к туалетному столику, поискал, чем бы взломать дверь, и неожиданно нашел послание, написанное изящным почерком на надушенном листке бумаги.