– Возможно, не всё, но приготовление еды удовлетворяет мои творческие инстинкты, и мне доставляет удовольствие наводить порядок.
– Я постоянно живу среди беспорядка, – сообщил ей Седрик. – И мне это нравится, – с вызовом прибавил он.
– Ваш внешний вид это подтверждает.
– Хозяйство в моем доме на Ибице ведется просто и незатейливо. Три тарелки, две чашки с блюдцами, кровать, стол и пара стульев. Повсюду пыль, пятна краски и осколки камня – помимо живописи, я занимаюсь также скульптурой, – и никому не разрешается ничего трогать. Я не допущу присутствия женщины в доме.
– Ни в каком качестве?
– Что вы имеете в виду?
– Я полагала, что у мужчины с таким художественным вкусом есть любовные отношения.
– Мои любовные отношения, как вы это называете, – это мое личное дело, – с достоинством ответил Седрик. – Чего я не терплю, так это привычку женщин всем руководить и во все вмешиваться!
– Как бы мне хотелось навести порядок в вашем доме, – сказала Люси. – Это было бы сложной задачей!
– У вас не будет такой возможности.
– Наверное, не будет.
Из стены свинарника вывалилось несколько кирпичей. Седрик повернул голову и посмотрел в его заросшую крапивой глубину.
– Дорогая старушка Мадж, – сказал он. – Я хорошо ее помню. Свиноматка самого добродушного нрава и плодовитая мамаша. В последнем приплоде было семнадцать поросят, как я помню. Мы обычно приходили сюда в погожий денек и чесали спину Мадж палочкой. Ей это очень нравилось.
– Почему всему здесь позволили дойти до такого состояния? Ведь дело же не только в войне?
– Вам бы хотелось и здесь навести порядок, верно? Как вы любите во все вмешиваться… Теперь я понимаю, почему именно вы обнаружили труп! Вы не могли оставить в покое даже греко-римский саркофаг… – Он помолчал, потом продолжил: – Нет, дело не только в войне. Дело в моем отце. Что вы о нем думаете, между прочим?
– У меня было мало времени на размышления.
– Не уклоняйтесь от ответа. Он чертовски скуп, а, по-моему, еще и немного помешан. Конечно, он ненавидит всех нас, кроме, возможно, Эммы. Это из-за завещания моего деда.
Люси вопросительно взглянула на него.
– Именно мой дед заработал все деньги. На чипсах, крекерах и хрустящих хлебцах. На всех лакомствах к вечернему чаю, а потом, будучи дальновидным человеком, очень рано переключился на сырные палочки и канапе, так что сейчас мы получаем хорошую прибыль от коктейль-вечеринок. Ну, а потом пришло время, когда отец объявил, что его духовные интересы выше чипсов. Он путешествовал по Италии, Балканам и Греции и занимался искусством как любитель. Дедушка был возмущен. Он решил, что мой отец не годится для бизнеса и очень плохо разбирается в искусстве – и был совершенно прав в обоих случаях, – поэтому оставил все деньги в фонде для внуков. Отец получает пожизненный доход с них, но не имеет права тратить капитал. И знаете, что он сделал? Он перестал тратить деньги. Приехал сюда и начал копить. Я полагаю, что к этому моменту он скопил почти такое же состояние, какое оставил дед. А тем временем мы все – Гарольд, я, Альфред и Эмма – не получаем ни пенни из денег деда. Я – художник без всяких средств. Гарольд занялся бизнесом, и сейчас он – известный человек в Сити; это ему достались в наследство способности делать деньги, хотя до меня дошли слухи, что в последнее время дела у него идут неважно. Альфред… ну, Альфреда в нашей семье прозвали Шик-Альфом.
– Почему?
– Как много вы хотите знать! Ответ такой: Альф – паршивая овца нашей семьи. Он пока еще не сидел в тюрьме, но был очень близок к этому. Во время войны он работал в Министерстве снабжения, но довольно внезапно ушел оттуда при неясных обстоятельствах. А после этого было еще несколько сомнительных сделок с консервированными фруктами и неприятности с яйцами… Ничего крупного, всего лишь несколько сомнительных поступков с его стороны.
– Не слишком ли неблагоразумно рассказывать обо всем этом незнакомому человеку?
– А что? Вы – полицейская ищейка?
– Возможно.
– Я так не думаю. Вы здесь батрачили до того, как полицейские начали проявлять к нам интерес. Я бы сказал…
Он замолчал, так как в огород вошла его сестра Эмма.
– Привет, Эм! Ты выглядишь очень расстроенной.
– Так и есть. Я хочу поговорить с тобой, Седрик.
– Мне нужно вернуться в дом, – тактично сказала Люси.
– Не уходите, – попросил Седрик. – Убийство сделало вас практически членом нашей семьи.
– У меня еще много дел, – возразила Люси. – Я только вышла нарвать петрушки.
Она поспешно удалилась в сторону огорода. Седрик следил за нею взглядом.
– Красивая девушка, – сказал он. – Кто она в действительности?
– О, она очень хорошо известна, – ответила Эмма. – Она специализируется на подобных вещах. Но оставим Люси Айлзбэрроу, Седрик. Я ужасно встревожена. Очевидно, полицейские считают, что покойница была иностранкой, возможно, француженкой. Седрик, ты не думаешь, что это может быть Мартина?
Несколько мгновений Седрик смотрел на нее непонимающим взглядом.
– Мартина? Но кто это… О, ты имеешь в виду Мартину?
– Да. Ты не думаешь…
– Господи, почему это должна быть Мартина?