Помимо дел ассоциации он не позволял себе забывать и о Султане, который перманентно маячил на границе его памяти, заставляя почаще оглядываться по сторонам вечерами по дороге в штаб. Хотя с того случая на парковке прошло уже достаточно времени, а никаких сообщений от Золтана не поступало, и в глубине души Герман надеялся, что организатор подпольных боев все же отстал от него окончательно после показательного избиения его головорезов. Видимо, сила кулаков ему что-то да объяснила. А, может, тот понял, что Герман теперь связался с серьезными людьми, которые не против замарать руки, защищая его.
Еще и с сестрой последнее время боксер стал общаться куда меньше, хоть и беспокоился, не выслеживали ли ее люди Султана. Но Герман очень не хотел беспокоить Вики, обременяя ее своими постоянными просьба созвониться с Еленой. Владычица компьютерного логова и так все еще сторонилась мужчины, не поднимая тему вторжения в ее личное пространство, но и не давая Герману никакой надежды на дальнейшие хорошие отношения. Они вели короткие светские беседы, от которых за версту несло скукой, старались не заглядывать друг другу в глаза, и в итоге все свелось к тому, что боксер лишь периодически просил Вики написать Елене пару слов. Ему уже достаточно было просто знать, что с сестрой все было в порядке и до нее доходили деньги.
Герман раздраженно ударил ребром ладони по снаряду.
У него не было никакой уверенности в завтрашнем дне. Работа превратилась в хождение по натянутой леске, где Герман только и ждал, поймают ли его на шпионаже за Дамиром, либо же Альберт успеет его отозвать. Казалось, он всего несколько дней провел на должности телохранителя, но уже мечтал лишь о том, как бы все это скорее закончилось.
«К черту! Едва Альберт скажет, что получил все нужные сведения, то я разворачиваюсь и уезжаю отсюда. Прочь! Уж лучше обратно в Сибирь, чем взваливать на себя и дальше дела ассоциации, крутиться возле верхушки прогнившего общества и только и ждать новых проблем каждый день! Надоело! Моя работа окончится на Дамире, и я уйду».
Убеждать себя можно было бесконечно, но разумом Герман понимал, что никуда он не уйдет и не исчезнет, пока Альберт не даст на то свое высочайшее позволение. И как бы боксер ни злился, как бы ни сбивал кулаки о неподатливую грушу, эту действительность он изменить не мог.
После выходных Герман приехал на работу в довольно мрачном расположении духа. Как оказалось, ни у одного него было дурное настроение. Стервозная помощница Дамира Игнатьевича, Христина, тоже выглядела так, будто все в ее жизни шло наперекосяк. Она имела достаточно болезненный вид, под глазами залегли тени, движения стали нервными и резкими, и, не в силах заглушить какие-то свои внутренние противоречия, она срывалась на подчиненных.
Сперва Герман стал невольным свидетелем того, как Христина накричала на миловидную секретаршу Яну, которая не подготовила какие-то важные списки. А после женщина даже огрызнулась в ответ Дамиру Игнатьевичу, когда он сделал ей несерьезное замечание. Это удивило всех: Эдик и Герман со священным ужасом смотрели на Христину, впервые позволившую себе такое непрофессиональное отношение к начальнику, а сам Дамир лишь удивленно постучал когтями по столу и спровадил дерганую женщину в ее кабинет, подальше от себя.
А после произошло нечто поистине удивительное.
Дамир Игнатьевич, лениво листая свою электронную почту на компьютере, неожиданно остановился на письме от анонимного пользователя, пришедшем рано утром. Он безбоязненно его открыл, явно заинтересованный темой. «Разоблачение от доброжелателя» — гласила она. И тут даже Эдик и Герман скосили глаза в сторону монитора, из-за спины начальника вчитываясь в текст, содержавшийся в письме.