Она с грустью вспоминает прощальный, последний тёплый взгляд матери; заботливый голос отца, отдающего распоряжения брату, четкие напутствия о том, чтобы тот следил за сестрой. Если бы Бель знала, что это их последний раз, она бы предпочла уехать с ними, лишь бы не терпеть эту ноющую по сей день в груди боль. Она забыла запах матери, забыла теплоту ее рук, забыла всю мягкость ее таких же вьющихся волос. Бель вмиг осталась одна. И даже брат, такой близкий и одновременно далёкий, не был в силах сберечь ее разбитое сердце.
— Ынбель… — заворожённо наблюдает за одной капелькой, бегущей вниз по подбородку, сверкающей и соленой.
— Если бы я знала, то поехала бы с ними. Я так скучаю по ним, по маме, — прерывается она, пытаясь унять дрожь в голосе.
А когда сильные руки притягивают к себе, когда она чувствует горячую грудь с гулко бьющимся сердцем под щекой, когда чувствует себя в безопасности, позволяет ноющему сердцу разразиться рыданиями. Она впервые за много лет позволила себе так громко, так искренне плакать, не взирая на то, что она, вроде бы, должна быть сильной всегда. Сложно быть сильной с разбитым, одиноким сердцем.
— Ынбель, их не вернуть, поэтому отпусти. Позволь им стать свободными. Ты не должна была умереть с ними, потому что ты нужна здесь, сейчас. Поплачь, станет легче, — произносит почти в макушку подрагивающей на груди девушки.
Гладит по волосам, вдыхая запах, смешавшийся с его собственным.
Он словно в конфликте со своими разумом, телом. Не понимает сам себя в этот момент. Как будто он пьян или под наркотиками. Его вовсе не раздражают ее слёзы, ее слова или ее дрожащий голос. Он чувствует, что все так, как должно быть.
Вскоре Бель, успокоившись, сидит в полной уверенности в том, что завтра проснётся, чувствуя стыд. Ей не нужно было вести себя так, но чувства взяли вверх.
— Если тебя это успокоит, готов поведать свою «семейную историю», — низкий голос заставляет проморгаться и кивнуть в ответ, — Первый раз мне было семь, когда я увидел, как Тэун насилует мою мать. Ее немой крик, застывший в карих глазах, все же оглушал меня. Звука не было, но я будто слышал все. Чувство того, что ты трус, беспомощный трус, раздавило мое сознание. Во второй раз мне было десять, в третий – тринадцать, а в четвёртый, последний раз – пятнадцать. Я пытался защитить ее, но все тщетно. Скуля и зализывая свои раны, я уползал в угол, опасаясь ещё одной вспышки гнева Тэуна. Когда сердце мамы не выдержало, остановившись в той проклятой постели, я поклялся отомстить. Годы шли. Я взрослел, а Тэун пользовался мной как убийцей. Я убивал, грабил, дрался, напивался, пробовал разные наркотики, терял себя, забывая, каким я был на самом деле. А Тэун говорил, что так я становлюсь собой, истинным, таким, каким и должен быть. Он ломал меня, используя образ матери последующие три года.
Бель изучает глаза Юнги, что отстранённо наблюдают за белой бабочкой, внезапно появившейся за окном.
Она замирает, пытаясь уловить каждое слово, каждую его эмоцию, каждый жест. Он снова продолжает, а Бель снова слушает:
— У меня был друг. Лучший друг, с которым мы на крови поклялись защищать друг друга. Одним из приказов Тэуна было убить его после выполнения совместного задания по уничтожению врага. Я долго противился, долго старался понять, что мне делать дальше, ведь если бы не я, его бы убил кто-то другой. Он был младшим сыном одного из трёх влиятельных кланов. Эти кланы были партнерами до тех пор, пока Тэун не создал план по их уничтожению. Полная власть казалась ему абсолютным счастьем. И по этому плану первый шаг должен был сделать я. Но я выбрал другой путь. Отказавшись от верности, я выбрал путь предателя. И стал тем, кто покончил с Тэуном. Только вот не похож ли я сам на него? — тихо произносит Юнги, вслух спрашивая у себя самого ответ на этот вопрос.
— Кто он? Кто такой Тэун? — выдыхает Бель, заглядывая в чёрные глаза мужчины, читая в них бесконечные муки и боль.
— Мой отец.
***
Бель откидывает шелковое одеяло. Поправив пижаму, она неуверенно залезает на кровать. Ей неловко, страшно, а ещё она смущена настолько, что щеки и кончик носа стали ярко-красными. Это первый раз, когда она будет спать с ним в одной комнате, в одной кровати.
Юнги лежит в излюбленной позе: на животе, засунув руки под подушку, конечно же в одном белье, резинка которого выглядывает из-под шелка. Хоть кровать и большая, Бель кажется, будто между ними слишком мало места.
Она уверена, что он уже давно спит без задних ног, так как уснул ещё тогда, когда Бель зашла в ванную. Он успел принять душ, пока она прибиралась внизу, на кухне.
Мысли снова вернулись к их разговору. Гук был прав: он прошёл большой, трудный путь, чтобы быть тем, кого все считают сильнейшим. Мысль о том, что в его семье все было не так, как у неё, не так радужно, счастливо и хорошо, больно кольнула сердце.
Она прожила десять лет в счастье, любви и идиллии, а он прожил восемнадцать в аду.
Впервые она поняла, что должна благодарить судьбу и жизнь за таких родителей.